В восьмой главе своей книги «Двадцать три года на курорте» Вячеслав Сергеевич Внуков вспоминает о назначении на должность главного архитектора Сочи.
Глава 8. «Трудные времена и всевозможные сюрпризы». (1968 год)
«Настал новый год. Шлопак вышел на работу. Условно, конечно. Но легче мне от этого не стало. Раньше все поручения, указания и почта шли через меня. На планёрках я раздавал задания и спрашивал об исполнении предыдущих поручений. В общем, был полностью в курсе всех событий. Теперь Шлопак стал снова сам расписывать почту. Поручения и распоряжения часто проходили мимо меня, и я нередко оказывался не в курсе многих дел. Были бы планёрки, тогда другое дело. Но шеф был настроен против них категорически. Часть моих нововведений он отменил, а часть просто игнорировал, официально не отменяя. Если сейчас в его отсутствие меня спрашивали об исполнении того или иного поручения, то я был просто не в состоянии ответить, так как даже не слышал о таком. Всё это вносило много несуразицы и нервотрепки. Я попробовал говорить с Георгием Владимировичем, но тот сразу же меня оборвал:
— Мы с тобой договаривались, что ты будешь только рассма¬тривать и согласовывать проекты, а ты начинаешь лезть в организационно-административные дела. Никаких нововведений и прочих твоих «открытий», пока начальником здесь я, не будет! Ясно?!
Да, но как же мне быть, когда он сидит дома больше, чем на работе, а с меня спрашивают за всё, что делается в отделе?!
В конце января случилось событие, которое резко подорвало престиж и неуязвимость Шлопака. Сессия городского совета освободила П. И. Бажанова от занимаемой должности председателя горисполкома. На его место был избран В. А. Воронков. В первый же день, как только Воронков занял кабинет председателя, Шлопак по привычке пошёл к нему, как ранее ходил к Бажанову, ровно в девять утра, и удобно устроился в «своём» любимом кресле. Вячеслав Александрович, не отрываясь от дел, неожиданно его спросил:
— Георгий Владимирович, у вас какое-то дело ко мне?
— Да вот, два письма нужно подписать… — нашёлся что сказать Шлопак.
— Давайте подпишу. Ещё что?
— Да, в принципе, ничего…
— Тогда что вы здесь делаете? Идите к себе в отдел и работайте. И больше без дела ко мне не ходите. А заходить будете только с моего разрешения и по предварительной договорённости. Ясно?!
Эра шлопаковских посиделок в кабинете председателя бесславно закончилась.
И вот наступила дата 60-летнего юбилея Георгия Владимировича — 1 апреля. Три дня подряд Шлопак картинно сидел в своём кабинете с бочонком грузинского вина, принимая поздравления и подношения. Он виртуозно пускал ртом табачные кольца. В одной руке — дорогая сигарета, в другой — бокал с вином. Я-то, по наивности своей, думал, что это его последние дни пребывания пи работе. Но, судя по некоторым деталям, у него были совершенно иные планы. Он всем своим видом показывал, что сейчас вполне здоров и готов трудиться далее.
В июне Шлопак неожиданно предложил мне уйти в отпуск. Дескать, ты хорошо поработал, пора и отдохнуть.
Жена тоже оформила себе отпуск, и мы с ней и дочкой поехали в Сибирь навестить всех своих родственников. Описывать это наше путешествие я не буду, так как оно не имеет прямого отношение к теме моего повествования.
Выйдя на работу после отпуска, я неуловимо ощутил что-то неладно: высокомерие Шлопака, косые взгляды сотрудников, перешёптывания за моей спиной. Ко мне подошёл Мегрелидзе, окончательно превратившийся из противника в моего сторонника:
— Слушай, Вячеслав, тут шеф бочку на тебя катит. Везде и всюду говорит, что ошибся в тебе и что ты ему завалил всю работу. Я так и знал, что твои успехи ему скоро поперёк горла станут.
Я поблагодарил Петра Иосифовича за информацию и стал обдумывать возможно скорый разговор с Воронковым на эту тему.
Дня через два Вячеслав Александрович по телефону пригласил меня к себе в кабинет.
— Ты не можешь мне объяснить плохую работу вашего отдела за последнее время?
— Но я же не начальник отдела, а только заместитель. Почему бы не спросить об этом у самого начальника?
— Придёт время, и у него спросим! А ты не юли. Первый заместитель — это не последний человек в отделе, и с него почти такой же спрос, как с начальника.
— Да, но Шлопак вменил мне в обязанность только рассмотрение и согласование проектов, а всю административно-управленческую работу отдела оставил за собой. И предупредил, чтобы я туда не лез.
— Так и сказал? А где это записано? Нигде. Вот видишь, это ещё один прокол с твоей стороны. Мы-то брали тебя как молодого, грамотного, энергичного, прогрессивно настроенного человека, чтобы ты навёл тут порядок. А ты даже не пытался что-то изменить. Неужели мы в тебе ошиблись?
Эти его слова очень больно хлестнули меня. Хуже, чем пощёчина. Я просто вскипел!
— Это я-то не пытался?! Да сколько я воевал со своим шефом по этому поводу! Но жаловаться на него я не буду!
— А ты не жалуйся. Просто расскажи всё начистоту, как коммунист коммунисту.
Эти его слова меня полностью обезоружили.
— Хорошо, я скажу! Но сначала об одной нестыковке в ваших обвинениях. Когда Шлопака не было на работе с 10 августа по 25 декабря, то к работе нашего отдела серьёзных претензий не было. За исключением, может быть, двух-трёх неумелых действий в первые две недели моей работы в отделе. В этот период я отменил «ручное управление», которое исповедовал Шлопак, и ввел планёрки, технологические карты по группам, составление дежурного плана города и другие новации. Всего семь нововведений из пятнадцати намечаемых к внедрению. И отдел заработал. Но шеф потом почти всё отменил, что я ввёл, и запретил мне лезть «не в свои дела».
— Так и сказал?
— Точно так! А стоило мне на месяц в июне уйти в отпуск, как работа отдела рухнула. Выводы делайте сами. А теперь Шлопак ищет козла отпущения.
— Вячеслав, скажи мне, что бы ты сделал для улучшения работы отдела?
Я чётко перечислил ему все пятнадцать позиций моих намечаемых нововведений. Причём по каждой остановился подробно. Я не хочу утомлять читателя производственными тонкостями этих новаций. Но я почувствовал, что Воронков все их одобрительно воспринимает. Когда я закончил, он сказал:
— Напиши мне все эти пятнадцать позиций. Прямо сейчас. Коротко. Я их продумаю.
Я тут же написал их все и, передав бумагу Воронкову, вышел из кабинета. Настроение было мерзким. Вячеслав Александрович просто вынудил меня рассказать об изъянах работы нашего отдела. Я, естественно, защищался от несправедливых и надуманных обвинений. А что мне оставалось делать: принять чужие грехи на себя и получить пинком под зад? С каком стати?!
В нашей приёмной меня ожидали заказчики, и я уехал с ними до конца дня на строящийся объект.
Проходя утром к себе в кабинет через приёмную, я поинтересовался у секретаря: на месте ли шеф?
— Он у Воронкова.
— Что, традиция посиделок возобновилась?
— Нет, его вызвал Воронков минут десять назад.
Я зашел к себе в кабинет. В это время зазвонил телефон внутренней связи. Сняв трубку, я услышал короткую воронковскую фразу:
— Зайди ко мне!
Войдя в кабинет председателя, я сразу же понял, что тут кипят нешуточные страсти. Воронков, потрясая какой-то бумагой, раздражённо говорил:
— И это вы называете хорошей работой вашего отдела?!
— Отдел работает хорошо, — ровным голосом утверждал Шлопак.
Тут Воронков заметил моё присутствие.
— А, прибыл? Очень хорошо. Присаживайся. Поговорить надо.
Я присел за маленький столик, как раз напротив Георгия Владимировича. Но тот даже не глянул в мою сторону. Его серо-зелёное лицо было покрыто красными пятнами. Он неотрывно смотрел из-под густых бровей ненавидящим взглядом прямо на Воронкова.
— А теперь, — как-то буднично произнёс Вячеслав Александрович, — повтори нам всё то, что ты мне вчера рассказал!
Я ожидал чего угодно, только не этого. От неожиданности я просто растерялся и замолчал. Но Воронков принял это за трусость и с издёвкой спросил:
— Что, слабо сказать прямо в лицо всё, что ты мне наговорил в отсутствие своего шефа?!
Я молча собирался с мыслями.
— Ну что, онемел?! Или половину понапридумывал вчера?! — подзадоривал меня Воронков.
— Хорошо! Я повторю всё. Слово в слово. Только вы, Вячеслав Александрович, должны подтвердить, что это не я пришёл к вам жаловаться на что-то или наушничать, а вы сами пригласили меня для нагоняя за плохую работу отдела. Я вынужден был защищаться и отвечать на все ваши вопросы.
— Это я подтверждаю. Так оно и было, — твёрдо сказал Воронков.
И я полностью, до деталей, повторил вчерашний разговор с Вячеславом Александровичем. Когда я закончил, Шлопак истерично стал кричать:
— Я уволю этого клеветника! Это он хочет меня опорочить, чтобы занять моё место!
— Стоп! — гаркнул Воронков. — Прекратите истерику. Во-первых, как он может занять это место, когда ни в горкоме, ни в исполкоме ему эту должность никто не обещал. Может быть, вы сами ему обещали? Так права на это не имели.
Шлопак замолчал. Для меня это было полнейшей неожиданностью. Значит, всё это время он просто водил меня за нос, чтобы я старался в работе. А сам этот вопрос даже ни с кем так и не оговорил. Хитромудрый лис! А я-то наивный простофиля!
— Во-вторых, — продолжил Воронков. — Уволить его вы тоже не имеете права, так как он назначен на эту должность распоряжением председателя горисполкома. Значит, уволить его имею право только я. Но в мои намерения это не входит. В-третьих, не открою большого секрета, если скажу, что и горком, и исполком уже ведут переговоры с весьма солидными архитекторами, известными в стране, имеющими регалии. Нам нужен именно такой архитектурный шеф! А Внуков останется заместителем при любом из них.
Это было второй шокирующей новостью для меня в пределах одного часа.
— А я подам заявление об увольнении, если из перечня моих дел уберут архитектурные вопросы, — как всегда некстати встрял я.
Воронков удивлённо посмотрел на меня и рассмеялся:
— Ничего ты не подашь. А будешь работать там, где укажет тебе партия. А про всякие «не хочу!», «заявления по собственному желанию» забудь навсегда. Видишь, какой ты ещё не зрелый! И в-четвёртых, вы, Георгий Владимирович, требуете его наказать. А за что?! По вашему же распределению обязанностей вы оставили ему только рассмотрение, экспертизу и согласование проектов. В этой части у меня претензий к отделу нет. А все претензии относятся как раз к тем вопросам, за которые отвечаете вы, Георгий Владимирович. Значит, с вас и спрос.
Воронков встал, чтобы немного размяться. Обращаясь ко мне, он сказал:
— С тобой всё ясно. Иди и работай. А мы тут ещё немного побеседуем.
Я ушёл от Воронкова в полном расстройстве чувств. Работать уже был не в состоянии, как не мог также ни на чём сосредоточиться. Пошёл на пляж. Взял лодку напрокат и часа два утюжил водную гладь знаменитого побережья Кавказская Ривьера, пытаясь успокоиться.
…Утром так не хотелось идти на работу, как никогда! Во-первых, исчез мираж обещанной мне перспективы. Во-вторых, я страшно не хотел встречаться со Шлопаком. Хотя уволить он меня не мог, но «подставить» под удар в каком-либо серьёзном вопросе имел возможность запросто. А его двуличность и мстительность я теперь хорошо узнал сполна. В приёмной меня встретила взволнованная секретарь.
— Вячеслав Сергеевич! — обратилась она ко мне, показывая на дверь кабинета главного. — Вам туда!
— Шеф вызывает? — с тревогой спросил я.
— Нет. Его вчера Воронков отправил на пенсию. Теперь вы наш начальник. Поздравляю!
— Нет. Ты что-то путаешь. Этого не может быть.
Я прошёл в бывший кабинет Шлопака. Там на столе лежали просто брошенные на стол ключи от сейфа, ящиков стола, кабинета и приёмной. Я всё это собрал, кое-что закрыл. Из ключей сделал связку и положил себе в карман. Затем позвонил Воронкову.
— Добрый день, Вячеслав Александрович! Кабинет Шлопакапуст. Что мне делать?
— Что за вопрос?! Садись и работай. Он вчера мне написал заявление о выходе на пенсию по состоянию здоровья. Как только наша бюрократия оформит должным образом все его бумаги, я подпишу распоряжение о назначении тебя временно исполняющим обязанности. А остальное — ты знаешь. Внедряй свои пятнадцать пунктов. Бывай!
В это время в мой кабинет вошло человек десять наших сотрудников во главе с Галей, у которой в руках были цветы. Они, видимо, пришли меня поздравлять с назначением.
— Стоп! — сказал я. — Никто меня вместо Шлопака не назначал. Скоро будет новый главный: солидный, известный в стране архитектор, орденоносец. А меня хотят оставить при нём заместителем. Так что все поздравления отменяются! Не с чем поздравлять! Идите и работайте.
<…> Работа отдела шла своим чередом. Работать стало намного легче. Но слухи о всё новых и новых кандидатах на пост нашего шефа постоянно порождали разные сплетни и домыслы. Но, как это ни странно, я относился к этим слухам более спокойно, чем другие наши сотрудники, зная, что от меня в этом вопросе ровным счётом ничего не зависит. Что будет, то и будет! А потом посмотрим!
Я знал только трёх претендентов, но фамилии разглашать не буду. Может быть, их было и больше, но мне это точно неизвестно. По моему разумению, только один из трёх стопроцентно подходил на эту роль. Но я также твёрдо знал, что он в Сочи не переедет, так как у него в Москве свои далеко идущие планы. Кстати, так оно и получилось. Вскоре он добился очень высоких постов в Москве.
Чтобы не раздражали закулисные разговоры о поисках всё новых и новых кандидатов на пост архитектурного шефа города, мне пришлось с головой уйти в работу. И только иногда, как сквозь какую-то пелену второй жизни, до меня доходили отрывочные сведения о том, что не подошёл и следующий кандидат. Кто-то отказывался сам, кто-то не хотел расставаться с московской пропиской, а кое-кто выдвигал неприемлемые условия. В основном они думали не столько о городе, а о том, как лучше в нём устроиться. К ноябрю и эти разговоры поутихли. Наступил информационный вакуум.
Во второй половине декабря все отделы и управления исполкома стали готовить на сессию городского совета годовые отчёты, которые было намечено доложить депутатам 27 декабря.
25 декабря мне позвонили из приёмной председателя с указанием срочно зайти в отдел кадров к Мартынову. Тимур Андреевич — кадровый военный — даже на гражданке носил военную форму. Когда я вошёл, он сидел, зарывшись по горло в бумаги, и что-то писал. Мы с ним были в очень хороших отношениях.
— Тимур! — начал я. — Что за спешка?
Он подал мне листок чистой бумаги и сказал:
— Пиши заявление!
— Какое заявление? — опешил я. — Об увольнении?
— О повышении! Напиши, что согласен занять пост начальника отдела и главного архитектора города.
— Ты шутишь?
— Такими вещами не шутят. А на втором листе напишешь о своём согласии быть кандидатом в депутаты городского совета депутатов трудящихся на очередных дополнительных выборах в конце января будущего года. Твой вопрос в повестке дня — пятый. Быть обязательно. Ответишь, если будут вопросы. А сейчас иди и не мешай мне работать.
И я ушёл, не веря своим ушам, твёрдо решив никому об этом не рассказывать, ни на работе, ни дома, пока факт не свершится. Значит, кто-то из руководства города сказал примерно так:
— Хватит искать! Только время потеряли. Есть же Внуков! Он справляется. Вот давайте его и назначим!
Я не поручусь за точность фразы, так как сам её не слышал. Но ведь кто-то же сказал нечто подобное. Воронков? Не думаю. Потапов, который к этому времени занял пост первого секретаря горкома КПСС? Не знаю. Этот факт и по сей день является Для меня загадкой.
Сессия городского совета прошла дружно и организованно. Ко мне вопросов не возникло. Голосовали единогласно. И только после этого я объявил об этом событии и на работе, и дома.»
