“Пятнадцатый год нового тысячелетия и как будто предыдущего столетия и не было.”
Так говорит Рейнье де Граф (Reinier de Graaf), архитектор OMA (Office for Metropolitan Architecture), один из авторов проекта «Сколково», в статье в журнале «Дезин» (Dezeen). Де Граф сетует на трансформацию современной архитектуры от уравнивающей силы в обществе в ещё один капиталистический продукт покупки и продажи.
“Социальная миссия современной архитектуры — попытаться заложить достойный уровень жилья для всех — похоже осталась в прошлом, — отметил де Граф. — Экзистенцминимум — установленный общепризнанный минимально допустимый стандарт жилья в 20 веке, похоже, становится привилегированным условием в 21м.”
Сегодня трудно себе представить архитектуру как социальное движение, а не просто профессию, проектирующую антропогенную среду для клиентов, но эти две области динамично сосуществовали десятилетия. На заре 20-го века, быстро развивающиеся технологии привели рабочих из сельской местности в города, где их ждало много работы, но также и ужасные трущобы.
“В Европе ранние модернистские движения были созданы не только новыми технологиями, но также нетерпимыми условиями жилья индустриального города, — пишет Роберт Кауэд (Robert Cowherd), доцент архитектуры в Вентвортском Институте Технологий в своей работе «Другой мореднизм: извлекая выгоду из социального договора архитектуры» (Second Modernity: Making Good on Architecture’s Social Contract). — Культ функционала в модернизме уходит корнями в социальный императив извлечения максимальной полезности затрачивая как можно меньше ресурсов, для всех людей.”
Этот социальный договор похоже по большей части распался. Почему это произошло? Кауэд упоминает пару возможных причин, приведших к общественному отходу от архитектуры как проводника решений проблем.
“Будь то обвинения драматических неудач Американского государственного жилья, или успеха модернистской формы как корпоративной идентичности, так или иначе мы стали в последних десятилетиях 20-го века глубоко скептичными к попыткам решения социальных проблем при помощи архитектуры,” — пишет Кауэд.
В своей статье Де Граф указывает на политические изменения в конце 1970-х и в 1980-х.
“После консервативной революции 80-х, антропогенная среда, и в частности жильё, получила фундаментально новую роль. От средства предоставления крова она стала средством генерации финансовой отдачи,” — отметил он.
Де Граф видит природу капитала как фундаментально развращающую природу антропогенной среды, когда в прошлом архитекторы создавали пространства, полезные и приятные для их пользователей.
“Архитектура сейчас, возможно, более, чем когда либо, — инструмент капитала, используемый в целях противоположных её былой идеологической направленности,” — написал он.
Результат? Антропогенная среда заботиться скорее не о качестве пространства для людей, его использующих, а о потенциале извлечения прибыли.
Эта модель, которой определённо поспособствовало наличие дешёвого финансирования, создала кризис доступности.
“Здание больше не предмет использования, а предмет владения — с ожиданием увеличения со временем стоимости актива, а не потребительской ценности, — уверен де Граф. — Здания стали частью экономического цикла: создать с минимально возможными затратами, продать за максимально возможную сумму.”
Довольно мрачная оценка, но, возможно, архитекторы могут сыграть роль в решении этой проблемы. В тоже время, как утверждает Кауэд, архитектура должна снова заключить социальный договор.
“В последнее десятилетие был всплеск усилий по подтверждению того, что мы всегда знали: архитектура должна быть большим, чем нечто хорошо выглядящее, она должна нести добро,” — написал он в своей работе.
источник: sourceable.net
