Местное самоуправление как система самоорганизации и взятия ответственности за свою территорию

В последнее время всё больше внимания уделяется развитию низовых форм самоуправления: созданию и организации работы ТОСов, но пока мало кто работает в этом направлении системно хотя бы на уровне региона. Именно поэтому интересна практика, которая сейчас реализуется в Калининградской области Святославом Муруновым (урбанист, исследователь, методолог сети Институтов Урбанистики и Центров прикладной урбанистики,  меценат и сооснователь Телеграфа, Сигнала, Теплосети, Крупорушки, Дома у Дуба, Горизонта, Ласточки и других культурных центров по всей стране, академический директор НОЦ МФТИ “Города будущего”, сооснователь компании по развитию территорий “2.0”, сервиса Городской Модератор и Городских Исследований (анкета горожанина)) и командой (сообществом) института урбанистики Калининградской области. Пользуясь случаем поговорили со Святославом о том, с чем связан запрос региональных властей области к развитию местного самоуправления, чем существующая система, по его мнению, не дотягивает до идеальной, так как она была спущена сверху, а не родилась через низовые инициативы, и могут ли у нас быть иные минимальные ядра городского самоуправления — например, дворы. 

— Как ты понимаешь местное самоуправление?

— Да, начнём с определений. Для меня местное самоуправление — это когда люди, которые имеют отношение к территории (здесь очень важный момент: не только проживающие на территории, а имеющие отношение к территории; потому что не все из них могут быть прописаны либо постоянно проживать, но могут иметь отношения к территории), которые сами себя считают частью этой территории,  могут участвовать и участвуют в выработке и исполнении решений, касающихся  этой территории. Для них важно, что у них есть (и они это осознают) право и обязанность нести ответственность за территорию. Право думать про территорию, право предлагать свои изменения,  если что-то их не устраивает, а с другой стороны, вместе с этим правом у них есть ответственность. То есть они понимают, какими ресурсами либо каким своим участием они эти решения будут реализовывать. Это достаточно, именно с гражданской позиции, взрослое население: оно самостоятельно, самоорганизованно, способно вырабатывать решения и исполнять их.

В этом случае органы местного самоуправления (городская или сельская администрация) — это просто структура, которая помогает  гражданскому (городскому или поселковому) сообществу  реализовывать свои ценности, замыслы, договоренности, идеи, потребности. Для меня это идеальная картина. 

И темы, на которые распространится их права — это, конечно же, не лавочки и перголы в парках (то есть не работа только с элементами среды), а все общественные процессы, которые так или иначе касаются человека: образование, культура, экономика, политика, экология, безопасность, будущее и так далее.

Второй момент: определение что такое территория. Для меня территория, когда речь идёт о местном самоуправлении — это всё-таки в какой-то степени вернакулярно-ментальная, а не юридическая конструкция, которая, на мой взгляд, устарела. Вот я, например, прописан в Кузнецке, живу в Калининграде. Конечно, я считаю себя частью местного сообщества Калининграда, а в частности района Амалиенау. Плюс у меня есть проект, например, в Светлогорске с коллегами и я считаю себя частью сообщества Светлогорска. То есть в этом случае для меня ментально, а не юридически, эти две территории, в каком-то смысле, являются родными либо текущими моими гражданскими территориями. Сейчас юридически всё привязано к прописке, хотя этот устаревший формат не учитывает мобильность, ментальные конструкции, сетевые отношения, вернакулярность города и не приводит к формированию, в том числе, местных сообществ, потому что идентичность конкретного человека не натягивается на такие большие территориальные конструкции, как административный район и уж точно не связана с его пропиской. Например, я не знаю в каком административном районе Калининграда находится Амалиенау. Но Амалиенау как район я знаю и мне он очень близок по духу, у меня там есть свои знакомые, соседские отношения и так далее. 

— Что такое, в проём понимании, городская политика?

— Это, условно, проявление и согласование интересов разных городских групп, объектом которых является город, городская жизнь, городские системы. То есть с этой точки зрения обсуждение благоустройства отдельного двора, возможно, не имеет отношения к городской политике непосредственно, но то, как мы это делаем, например, с привлечением местного депутата либо в диалоге и это заложено в принципы города, то это является проявлением принципов городской политики и культуры диалога.

В целом политика — это проявление интересов в публичном пространстве. То есть это какая-то позиция, занятая группой людей, по общим вопросам в публичном пространстве чего-либо (например, города). Поэтому городская политика — это как раз проявление в публичном пространстве интересов конкретных групп и, соответственно, взаимодействие этих групп между собой: конкуренция, борьба, диалог, синтез, параллельное существование и так далее. Так как публичного пространства сейчас в городе нет, то, соответственно, городской политики тоже нет. Это и показывают выборы: статистика по явке избирателей на избирательные участки в Калининградской  и Хабаровской областях ниже 20% на выборы губернатора. Потому что это выборы без выбора и, соответственно, люди не понимают, зачем тратить своё время либо как-то выражать свои интересы, если уже всё решено за них. В связи с этим стоит определить основную сущность городской политики — то, что решение находится в процессе взаимодействия городских групп, а не подготовлено заранее одной из них. Политика готовых или закрытых решений, мне кажется, себя исчерпала. То есть, когда решения принимаются закрытой группой, а потом через масс-медиа, через рекламу и политический пиар преподносится как некое общественное благо. Мне кажется от такой политики уже все немного подустали, но и в принципе она никогда не была слишком сильно живой, потому что в ней нет энергии конкретных людей. 

— Ты сказал, что что у нас нет публичных пространств. Думаю, стоит дать определение, что такое публичное пространство  в твоём понимании.

— Публичное пространство — это, условно говоря, городской дискурс. То есть это не какое-то место, а некий набор принципов,  формирующий поле, в котором разные группы имеют право вызывать свои рефлексию, идеи, предложения. Это пространство, которое формируется в результате социального взаимодействия. Физически это может быть городская Дума, городские медиа, городские площадки, городская культурная политика. Само же публичное пространство — это набор правил, которые приводят к тому, что социальные группы и отдельные личности не боятся высказывать свои мысли в общем публичном поле, в котором не определены конечные получатели информации. То есть это такое поле, к которому имеет доступ потенциально каждый житель и которое ещё документируется: протоколы, журналистские хроники, воспоминания — то, что останется в истории социума. Парк может быть частным случаем публичного пространства – если в парке можно заниматься диалогом, демонстрацией своих интересов, обсуждениями.

— То есть получается, это место, где реализуется городская политика?

— Да, но это не физическое, а социальное место. Или, скорее всего, коммуникационное пространство, в котором эти интересы формируются. Например, чтобы понять дискурс Калининграда нужно почитать официальные и неофициальные паблики, поговорить с какими-то экспертами и ты получишь свою интерпретацию представления о том, что происходит в публичном пространстве Калининграда. Оно не сильно публичное, потому что большую часть информации, которую ты получишь, будет в формате “только это не для передачи” либо это слухи, либо  не подтверждено. То есть это не чьи-то публичные заявления, а скрытая инсайдерская информация и, соответственно, ты понимаешь, что в публичных пабликах Калининграда только формальная официальная повестка. Даже губернатор Калининградской области, который общается достаточно человечным языком в своих пабликах, всё равно транслирует то, что не имеет отношения к публичной политике — это просто решение проблем, которые накопились в области, и типичное обещание, что средства будут найдены. Хотя этим и должна заниматься власть — обеспечивать функционирование системы. Делать на этом пиар не получится и назвать это публичной политикой невозможно, потому что там нет дискуссии. Есть априорная позиция, что всех спросили и всё делаем правильно. 

Публичное пространство в России сжалось. Оно подразумевает уважение к оппоненту, общение без перехода на личности, без влезания в его личную жизнь. Это пространство обсуждение именно идей, с которыми можно соглашаться или нет. То есть публичное пространство подразумевает обладание определённой этикой всех участников процесса. Поэтому в России сейчас нет публичного пространства и оно будет долго формироваться, так как это непростой процесс и требуется получение определённого опыта всеми его участниками.

— Почему для работы с системой местного самоуправления ты выбрал Калининградскую область?

— Потому что Калининградская область на окраине, она очень компактная и в ней есть разные элементы расселения: на очень близких расстояниях находятся разные типы городов. Для исследования и применения социальных практик это было очень удобно с учётом минимального количества имеющихся ресурсов, в том числе и временного фактора.

Местное самоуправление в Калининградской области примерно такое же, как и в других регионах. Чтобы понять текущую ситуацию, я делал исследования некоторых муниципалитетов. Например, исследование Советска делалось по программе развития местного самоуправления в рамках гранта приграничного сотрудничества. Это исследование помогло понять как сейчас устроено местное самоуправление, отдельно изучить роли депутатов, местных сообществ (если они есть) и так далее.

Из этого исследования можно сделать вывод, что местное сообщество сейчас — это абстракция. То есть у людей есть внутренняя привязка к территории (к месту, где они живут), в каком-то смысле есть чувство патриотизма. Но так как у них нет регулярных практик проявления этого патриотизма и его развития, то многие чувствуют себя безрадостными и расстроенными (это хорошо демонстрирует Анкета горожанина Калининграда)

Но, чтобы проявлять свои чувства, у них нет ни практик культурных, ни подходящих пространств, ни компетенции. Пока это проявляется на уровне ощущения.

Поэтому пока нельзя сказать, что есть местное сообщество, которое действительно осознаёт себя таковым и берёт ответственность за территорию. Есть отдельные феномены либо группы людей, которые договорились, но это пока очень редкие факты. 

Второй момент: депутаты оторваны от территории. Не потому что они не хотят быть частью территории, а потому что стали депутатами либо в рамках персональной карьеры, либо были спущены сверху, либо были поставлены какой-то группой влияния. То есть городские депутаты не являются делегатами от местных сообществ. В целом очевидно, что, если нет местного сообщества, то делегатам некого представлять. Депутаты сами не знают, что такое быть депутатом, потому что для них депутатство — это просто название, а внутри деятельность может быть разной по содержанию: в хорошем смысле активизм, общественная деятельность, благотворительность, помощь, лоббизм, карьеризм. То есть много чего, но нет самого депутатства. Это связано с тем, что депутатская система формировалась сверху вниз, а не снизу вверх. 

В моём понимании депутат — это делегат от местного сообщества, представляющий его интересы. То есть это политик, которого местное сообщество или какая-то группа людей в городе, объединённых одной темой (например, профессиональная ассоциация) выбирает на конференции в городскую думу от с своего сообщества защищать там общие интересы. Очень важный момент: депутат представляет не свои интересы, не свою интерпретацию интересов, а наилучшим образом использует харизму, коммуникационные и другие навыки для представления именно групповых интересов. В этом разница. 

— Здесь очень важно, чтобы сообщество умело формулировать свои интересы…

— И это тоже. Если нет сообщества, то как научится формулировать свои интересы? Таким образом депутаты стали заложниками интересов системы, которая их породила.  У нас нет культуры депутатства. Например, у нас пока не сложились низовые сообщества креативного класса, не собрались ассоциации или профсоюзы, но при этом некоторые городские депутаты уже чувствуют интересы креативного класса и пытаются их представлять. В этом случае всегда есть риски (и они очень большие), что человек, говорящий, что он представляет интересы креативного класса, на самом деле присваивает себе это право и, возможно, интерес креативного класса интерпретирует абсолютно субъективно. Да, сейчас это лёгкий путь построения карьеры, но абсолютный фейк существования группы за ним легко вскрывается в случае реальных переговоров с какими-то другими группами. Сейчас таких примеров очень много: есть те, кто представляет интерес экологического сообщества, но по сути не являются делегатами от этих экологических сообществ, потому что они сами ещё внутри себя не проводят организационную работу.

На мой взгляд сейчас идёт генезис самих социальных групп и только на следующем этапе будет какое-то делегирование. Хотя, возможно, в скором времени делегирование уже будет не нужно, так как средства коммуникации изменились: есть чаты, голосовалки, анкеты и т.д. Возможно сам депутат — это устаревшая фигура. Я брал интервью у депутатов и они переживают о том, что они себе представляли депутатство совсем по-другому, чем быть решателями чужих проблем, кучи правовых ошибок, сделанных самими людьми, а сейчас пытающимися решить проблемы руками депутатов. Это очень типичная ситуация для большинства депутатов и поэтому многие из них не очень любят людей. Я их прекрасно понимаю. Многие люди приходят с психологическими проблемами, поэтому депутаты быстро выгорают либо становятся циниками. И это тоже показательный момент. 

Выбор Калининградской области за компактность и разнообразие — идеальный вариант для изучения — позволил проверить гипотезу темы местных сообществ в Светлогорске. Общественно-культурный центр “Телеграф” показал, что действительно пространство с концепцией по развитию города, которая формируется горожанами, в принципе способно быть достаточно устойчивым при условии, что появляется многоядерная Рабочая группа, которая способна свои интересы синхронизировать с общественными. Если в Рабочей группе много своих интересов, то она перестаёт быть общественным пространством, а становится частным культурным клубом. Если в Рабочей группе все думают, как свой личный интерес синхронизировать с общественным интересом, тогда пространство становится общественно-культурным центром. Опыт “Телеграфа” показал, что общественно-культурный центр действительно формирует местное сообщество. Это, однозначно, не все жители Светлогорска и даже не все участники “Телеграфа” жители этого города. Но у них есть свои интересы, своя мотивация (саморазвитие, подростки, предпринимательские или культурные амбиции),  есть проблемы, которые их волнуют в городе, есть темы, которые их в городе вдохновляют. И они пытаются вокруг этого строить свою деятельность: делают проекты либо запускают какие-то процессы, которые позволяют им самостоятельно реализовывать эти интересы. 

Опыт “Телеграфа” также показал, что местное сообщество можно проявить достаточно быстро, если использовать несколько технологий. Во-первых, это Социальное проектирование — постепенное взятие ответственности субъектом за себя и за общественное благо в процессе реализации собственных интересов в общественном поле.  Во-вторых, это модерация — когда появляется культура диалога. Сейчас культуры диалога нет: многих не слышно либо им не дают возможность высказаться. В “Телеграфе” люди, которые выступали против модерации, так или иначе выпали из общественного поля только потому, что это радикальное геройство в какой-то момент времени остаётся в одиночестве. Твою идею никто не готов поддерживать, потому что в ты не способен поддерживать идею других. Как бы это банально не звучало. А если вы хотите двигаться вместе, то здесь уже возникает сложное пространство уступок и взаимопомощи, экспериментов, кризисов. 

Также опыт “Телеграфа” показал, что в общественном пространстве города администрация готова к диалогу с конструктивными сообществами: со всеми идеями, с которыми команда “Телеграфа” приходила в администрацию, все были поддержаны. Это и идея реализации сквера около “Телеграфа” с запуском фермерского рынка и рынка мастеров, и идея фестивалей “Музыкальный ландшафт” и “Гильбертово пространство”.

— “Телеграфу” 6 лет. Насколько велико его влияние на принятие городских решений? Или сообщество пока ещё практикует взаимодействие, но не влияет на принятие городских решений?

— Тут надо учитывать специфику “Телеграфа”. Если бы у него не было бы высокой аренды, то, возможно, общественное влияние было бы сильнее. Потому что, когда сообществу сильно завышают стоимость его существования, то оно меняет фокусировку своего внимания. У нас было несколько стратегических кризисов. Конечно, в городе должна существовать Ратуша как отдельное от администрации место встречи городских сообществ, такой городской общественно-культурный центр, существующий за счёт муниципального бюджета. Потому что, как только тебе завышают издержки твоего существования, то тебе приходится становиться больше предпринимателям, чем общественным деятелем. В “Телеграфе” мы только сейчас выдыхаем после кризиса, когда нам подняли аренду до 90.000 руб в месяц два года назад.  Тогда сообществом была проведена стратегическая сессия: закрываться или оставаться. Было принято решение оставаться, но с учётом того, что от каких-то функций отказываемся, начинаем активнее продвигать “Телеграф”, делает мерч. Но это всё равно уход в выживание. Сейчас мы опять снова возвращаемся в общественное поле с идеями фестивалей, квартирников, “Что? Где? Когда?”, городских исследований, программой развития ТОС, созданием новых культурных центров в других районах.

— А как сейчас команда “Телеграфа” взаимодействует с властью?

— С администрацией у нас прямой контакт: показываем свои проекты мэру, как они вписываются в стратегию города, администрация приходит к нам  часто со своими проектами общественных пространств, есть совместная образовательная программа. Понятно, что городской бюджет и городскую стратегию с “Телеграфом” никто не обсуждает. Но причина не только в администрации. Из-за того, что сообщество “Телеграфа” было вынуждено выживать, то была понижена в приоритетах стратегическая рамка. До этого были планы участвовать в формировании городской культурной программы и предлагать депутатам перезагрузку общественных пространств. То есть влиять на стратегический уровень развития города. Сейчас этого нет, потому что устойчивое развитие является очень непростым процессом. 

Подобную ситуацию я вижу и в аналогичных проектах других городов, например в Чайковском (ОКЦ “Горизонт”). При очень высокой стоимости существования как группы тяжело переключаться на общественное благо. Но при этом именно общественные темы отличают местное городское сообщество от бизнес-группы с предпринимательскими активностями. Например, в “Телеграфе” проект с подростками, который удалось реализовать с помощью гранта, позволяет нам оставаться в общественном поле, но при этом тема экологии или тема застройки Светлогорска не качаются по разным причинам. В условиях нынешней политической ситуации возможность вообще артикулировать те или иные темы всегда анализируется с точки зрения возможных рисков и последствий.

— Существуют ли стратегические документы Светлогорска (генплан, стратегия социально-экономического развития)? Насколько сообщество “Телеграфа” взаимодействует с администрацией при работе с этими документами?

— Да, они существуют, но их разрабатывает администрация, которая пока не готова устраивать проектные семинары действительно открытого типа. У нас было несколько открытых семинаров с администрацией и предпринимательским сообществом на тему туристической стратегии города. Они показали очень разный уровень развития чиновников, предпринимателей, экспертов и сообщества “Телеграфа”. И основная экономика (и соответственно интересанты, политика города) строится вокруг девелопмента и сервиса для туристов. Даже санатории не сильно влияют на стратегические направления.

— Стратегические документы уже утверждены?

— Генплан уже утверждён, какие-то документы находятся в фазе разработки, но администрация работает как закрытая система. Это касается не только Светлогорска, но и других муниципалитетов. С другой стороны, готово ли сообщество что-то предлагать либо не готово? В Светлогорске есть активисты, которые пытаются влиять на администрацию в одиночку. Они находятся в ореоле влияния, но не находятся внутри сообщества “Телеграфа”. Местное сообщество не монолитно, в нём есть разные группы и разные активисты. Частный случай Светлогорска вскрывает всю систему местного самоуправления — её нет. Есть депутаты, но они сами по себе и у них свои локальные интересы. У нас есть несколько знакомых депутатов, которые были, в том числе, на старте “Телеграфа”. Но интересы депутатов — это всегда личные интересы депутатов, не обязательно это бизнес интересы, но всегда преследуют личные цели и проекты.  Депутат является представителем небольшого мини-холдинга, который сформировался исторически в Светлогорске. Малые города социально устроены очень похожим образом: какие-то микро-кланы, микро-фамилии, которые каким-то образом делят ресурсную базу города либо сферу влияния. Поэтому системного взаимодействия с депутатами нет и на этом этапе невозможно по причине того, что пространство, в котором работает Светлогорский “Телеграф” не является масштабным. Пока только формируется сообщество, идёт реализация культурных инициатив. Но, например, выбить субсидию либо ставку на какой-то клуб маловероятно, так как у администрации есть свои культурные учреждения, которые реализуют культурную и общественную программу так, как видит себе администрация.

Таким образом сейчас местное самоуправление находится в той фазе, когда администрация имеет своё представление о том, как должны развиваться общественные блага: культура, образование, экономика, предпринимательство, стратегирование. А у отдельных людей, живущих в городе, может быть своё представление. И эти представления нигде не обсуждаются на этапе подготовки, мы видим только принятые решения в виде утверждённого генплана, инвестиционных проектов, стратегий, которые мало кому понятны. Хотя реальность всегда показывает, куда город двигается: сейчас Светлогорск активно застраивается. Даже если кому-то непонятно про стратегию развития города, то она очень очевидно проявляется в том, какие проекты строятся: многоквартирные дома либо общественные проекты; новые кварталы либо новые спальные гетто; решаются ли проблемы безработной молодежи либо это всё спускается на тему развлечений. 

Опыт “Телеграфа” показал, что сообщество может начать формироваться вокруг концепции самореализации участников (местных активистов и экспертов). То есть достижение ими личных целей за счёт социального взаимодействия в общественном поле города. Этот опыт мы попробовали применить в других городах. Так появились “Теплосеть” в Советске, “Крупорушка” в Озёрске, “Дом у дуба” в Нестерове, “Сигнал” в Калининграде. Следовательно такие проекты-процессы возможны и они подтверждают гипотезу, что местному сообществу нужно собственное место для самопрезентации себя в городе. И желательно, чтобы это место было не дано кем-то сверху, а присвоено, создано и управлялось местным сообществом. Таким образом проявляется зрелость сообщества. То есть, если вам дали место и вы им пользуетесь — это одна степень зрелости; если вы сами нашли место, арендовали его, отремонтировали, договорились, как вы будете им управлять, управляете и ещё можете выживать, то это другая степень зрелости. Если ко всему этому вам ещё удаётся какие-то городские процессы запускать, на что-то влиять — это третья степень зрелости. 

— Стратегирование собственного развития входит в деятельность?

— Ну конечно. На старте «Телеграфа» в рамках разработки концепции обсуждалось зачем нужен коммьюнити-центр каждому из участников; зачем нужен общественно-культурный центр горожанам; зачем он нужен городу; на что в городе мы будем  влиять; как мы это будем делать и так далее. То есть стратегирование не за счёт каких-то планов, а за счёт занятия определённой позиции: не причиняет добро; влияние через пример; добровольность. Эти стратегические принципы лежат в основе деятельности команды «Телеграфа». 

— Как с ними можно ознакомиться?

— У каждого комьюнити-центра есть своя презентация, которая формируется в результате стартового проектного семинара: Телеграф, Советск, Горизонт

— Насколько она доступна людям, приходящим в комьюнити-центр?

— Участникам, которые входят в рабочую группу, она всегда доступна; другим — по запросу. Не знаю, почему она нигде не вывешивается. Это вопрос взросления рабочей группы. 

Местное самоуправление возможно за счёт появления точек сборки местного сообщества — это первая гипотеза.

Вторая гипотеза — это проявление местного самоуправления через клубы и профессиональные группы. Опыт «Телеграфа» в Светлогорске и опыт «Сигнала» в Калининграде показал, что вы може реально не быть привязаны к месту, но вы можете быть профессионально связаны между собой, то есть вести профессиональную деятельность, которая вас объединяет и с этой точки зрения, если у вас появляется место регулярной сборки и возможность публично делиться результатами своей деятельности, то через некоторое время, накопив опыт, профессиональные группы начинают влиять на городские процессы. Таким образом появляется второй пласт местного самоуправления, который представлен группами деятельности на этой территории. Сейчас в Калининграде очень сильно представлены айтишники, экологи, люди, которые занимаются образованием, ремесленничеством, музыканты, киношники, художники, фотографы. Эти группы регулярно представляя себя в публичном пространстве через некоторое время тоже начинают предъявлять право на город. Пока через отдельные инициативы. Например, когда в Калининграде сносили Дом Советов, практически каждая профессиональная группа отметилась публичным проявлением своего отношения к этому процессу: либо проведением воркшопа, либо перформанса, либо дискуссией на разных публичных площадках города. «Сигнал» стал стартовой площадкой, где зарождалась позиция, такой штаб-квартирой этих профессиональных групп и сообществ.

Если совместить опыт «Телеграфа» и «Сигнала», то местное территориальное сообщество и профессиональные группы интересов могут нормально сосуществовать в одном физическом месте, которым может быть как раз городская общественно-культурная Ратуша. 

Опыт показывает, что, не вступая в конфронтацию и борьбу, но проявляя себя и свои интересы, каждая группа может накапливать ресурсы (прежде всего человеческие, социальные связи, опыт, репутацию). И этот процесс сейчас очень важен и достаточно любопытен. 

В других городах социокультурные практики запускаются хуже, потому что для этого нужны примеры, то есть нужны люди, которые могут эти практики запустить на себе. В Калининграде всё-таки больше приехавших из других территорий, у которых есть такой опыт в своих городах либо у которых есть амбиции. А в городах востока области, где мало переехавших, а все свои пассионарии заняли бюджетные места, то фактически формируется такой вакуум. За счёт экспедиций мы формируем своеобразную сеть: то есть мы пассионариев из Калининграда привозим на время с фестивалем куда-то в Озёрск либо в Советск и за счёт переопыления либо появляются новые пассионарии, либо перезапускается существующие. Такой сетевой гастрольный эффект неплохо работает. Но опять же нужно занимать позицию продюсирования этой сети, так как сама она не возникает: люди не умеют обмениваться новостями, разучились ездить друг другу в гости. И когда это начинает происходить, то все получают очень мощную энергию. Изначально на проектных семинарах Школы менеджеров ТОС делался акцент, чтобы не забывали ездить друг другу в гости, помогать, обмениваться опытом. В этом и суть местного сообщества. 

Если говорить про эволюцию снизу, то тема местных сообществ началась не сегодня. Она началась давно. Анализируя современные российские города, я понимал, что в их социальном каркасе нет социальных систем. То есть мы имеем атомизированных разобщенных людей разных поколений; небольшие группы активистов-экспертов, которые между собой либо в конкуренции за ресурсы, либо параллельно развивают город и причиняют добро, либо взяли какую-то нишу и в ней углубляются; есть очень сильная, большая и сложная административная система со своими АНОшками; есть сложный городской бизнес (чаще всего девелопмент либо какой-то там ресурсный бизнес). И все находятся не в равных позициях. В результате городского диалога нет. Поэтому было понятно, что для того, чтобы диалог с администрацией и бизнесом стал возможен, нужно вырастить городское сообщество, которое по своему весу и влиянию должно быть заметным и восприниматься адекватно существующими субъектами.

По моему мнению, тема местных сообщества является стратегической.

Что касается темы ТОС как местных сообществ, которая спускается сейчас сверху, моя гипотеза состоит в том, что государство на примере разных территорий (особенно связанных с СВО либо территорий, которые попали в зону природных бедствий) заметило следующее явление: если люди разобщены, то им на государственные интересы напевать, их надо спасать всех поодиночке либо начинают мародерствовать, либо начинают пытаться выжать максимальное количество ресурсов свою пользу, а на общественно благо им всё равно. Поэтому хотелось бы государственной системе или нет, но разные органы начали понимать, что в случае кризиса местное сообщество, это первичный орган управления, который способен какие-то первые решения принять: скинуться, помочь, потушить, эвакуировать и так далее. Если люди не организованы и не владеют навыками организации, то высококлассных менеджеров, необходимых для того, чтобы массы людей в случае кризиса организовать, нет и взять их неоткуда. Скорее всего, государственная система начала понимать, что местное сообщество, при всех его политических рисках — это неизбежная необходимость, если мы не хотим, чтобы общество сидело на шее, а участвовало. Конечно должен быть заказчик на государство, но наше государство, конечно, так сказать не может: “ребята, мне нужно гражданское общество, которое будет мной управлять”. Оно находится не на том этапе зрелости, чтобы заявить это публично. И люди могут не понять это правильно. 

Поэтому квази-подход — это как раз территориально-общественное управление (ТОС): люди живущие вместе, у которых есть ещё какая-то муниципальная земля рядом с ними, пусть каким-то образом возьмут ответственность за эту территорию начнут что-то там делать. Но опять же, так как и большинство жителей, и администрация материалисты (то есть все думают материальными процессами), то есть большой риск, что ТОС станет сообществом благоустроителей: новые детские площадки, асфальт, фонарики и так далее. Этот ”путь Минстроя” плох тем, что он начинает подменять очень важные общественные процессы (например, самоуправление, диалог, вовлечение) материальным благоустройством, но саму красоту мы не обсуждаем, экономику мы не обсуждаем, права мы не обсуждаем. Мы сразу ринулись рисовать картинки и потом их реализовывать, не задаваясь вопросами: кто будет этим управлять либо кто от этого выиграет, либо что кто от этого проиграет и так далее. 

С этой точки зрения “путь Минстроя” губителен потому, что он сам по себе примитивен и в нём нет никаких изменений, но он быстр и он очень визуален. То есть новую детскую площадку мы всегда можем заметить в отличие, например, от изменений ментальной картины детей, живущих во дворе: они хотели быть блогерами, но после фестиваля дворовых игр их научили дружить и у них во дворе картина мира поменялась. Это не так заметно, как, например, детская площадка во дворе за 3 млн. Поэтому, конечно же, все чиновники пока любят материальные изменения, которые имеют какую-то конкретную форму. К тому же пока нет инструментов измерения содержательных изменений. Для этого нужно иметь мощный социологический, антропологический и культурологический аппараты. Нужно, чтобы ментальностью, мышлением, социальными мирами кто-то занимался. Пока ими мало кто занимается: исследователей  интересует только настроение и отношения. А что там в голове у людей пока государство слабо интересуется. 

У меня сложилось ощущение, что все проекты, которые государство инициирует сверху, сами чиновники не до конца понимают их сути. Например, инициативное бюджетирование, которое делает Минфин, направлено на то, чтобы часть налогов (часть бюджета) люди сами решали, куда бы направить. Причём Минфин всегда хочет чтобы эти деньги направлялись не на благоустройство, а чиновники говорят: “не-не, только благоустройство”. Коллективная прачечная либо образовательный центр, либо магазин местного сообщества — эти проекты пока из области фантастики. Хотя инициативное бюджетирование именно на это и направлено: сильное местное сообщество часть бюджета, который формируется на территории, решает направить на какие-то собственные проекты либо собственный процесс. 

— Это вопрос проектной деятельности. Насколько она развита в Калининградской области?

— Пока развитого проектного менеджмента нет нигде в местном сообществе. Есть отдельные личности, кто делает проекты. У нас тоже есть такие активисты-эксперты, кто в одиночку привлекает миллионы рублей на свою территорию в виде президентских грантов, но у них очень минимальные команды. Это такие геройские практики в большинстве своём.

Минфин с его инициативным бюджетированием; Минсельхоз с программой развития сельских территорий, которая тоже не только для благоустройства; у нас в Калининградской области существует специальное Министерство внутренней политики развития муниципалитетов, которое отвечает как раз за развитие местных сообществ — если проанализировать все эти документы и некие инициативы “сверху”, то видно, что государство заинтересовано в появлении местных сообществ. 

С одной стороны Государство заинтересовано в появлении местного сообщества, способного к самоорганизации в случае кризисов, но Государству очень не хочется, чтобы это местное сообщество, используя самоорганизацию, влияло на Государство.

— Что значит “влиять на Государство”?

— Вот Министерство говорит: “Давайте создавать ТОСы”. Но что такое ТОС? Это формально юридическое лицо, а на самом деле субъектом является какая-то местная группа, которая начинает хотеть на что-то влиять и как-то реализовать интересы. Следующий шаг её влияния — это, например, выбор своего депутата. Если бы государство действительно хотело бы местного самоуправления, оно бы сказало: “Так, друзья, организовывайте ТОС и только ТОС будет иметь право делегировать депутатов в городскую Думу; решать куда направлять хотя бы 30% налогов, которые уплачиваются с этой территории». Тогда сразу бы ТОС стал субъектом и сразу бы возникло местное самоуправление. А так государство говорит: “Да, нам нужны ТОСсы”. Зачем? “Ну, чтобы были ТОСы”. И люди спрашивают, зачем им это? Зачем дружить с соседями?  Зачем общаться? 

— Мне кажется, это дорога со встречным движением. ТОСы тоже должны дорасти.

— Но  у нас же есть опыт НКО. НКО — это не что иное, как институт компенсации несовершенства общественных процессов. То есть НКО должно возникать в тот момент, когда и государство, и общество сталкивается с проблемой, а у государства нет законов на эту тему, а у общества нет ответов на тему. И возникает некоммерческая третья сила, которая пытается понять, в чём суть проблемы, как-то её решить. Потом НКО закрывается, потому что проблема либо решилась с помощью нового закона, либо изменились нормы общества. У нас сектор НКО часто подменяет собой и государственные органы по сути деятельности, и принимает решение за общество либо пытается решить проблемы за общество, потому что общество эти проблемы даже не видит.  

Если возвращаться к ТОСам, то, на мой взгляд, сейчас сошлись наши стратегические интересы и понимание того, что путь развития общества — это усложнение социальных форматов и перераспределение ответственности. По большому счёту, сейчас очень много ответственности, которая висит в пространстве не взятой. Например, ответственность за перезагрузку системы образования: все про это переживают, но никто за неё браться не хочет по сути. Либо ответственность за будущее: образ будущего не сформирован. Либо ответственность за идентичность… То есть куча ответственности, за которые ни общество, ни государство на себя по-настоящему не взяли. Поэтому наша работа с ТОСами — это сейчас тактическое совпадение интересов. Я бы не сказал стратегическое, потому что мы будем заниматься местными сообществами и после того, как программа ТОСов закроется. Мы и так ими занимаемся независимо от того есть ТОСы или их нет. Сейчас тактические интересы совпали. 

Территориальное общественное самоуправление, которое провозгласило государство, сейчас становится важным элементом, потому что идёт перегрев муниципальных чиновников, недостаток проектов снизу. Государство на федеральном уровне выделяет ресурсы, но оно говорит, что муниципалитет должен подать заявку. Если в муниципалитете три чиновника, которые сидят в кабинете и отвечают за всё, то, конечно же, у них время на заявку нет. А если вокруг муниципальной администрации появляются ТОСы и у каждого есть своя проектная группа, своя заявка, своя возможность привлечь ресурсы, то, конечно, ситуация становится с точки зрения возможностей иной. Но ТОС, безусловно, при свом развитии будет влиять на муниципалитет: либо он будет садиться на шею муниципалитету и это минус, либо он будет предлагать какие-то интересные решения. Сначала локальные, потом в масштабах города.

Поэтому система территориального общественного самоуправления является прогрессивной в этом плане. Она с одной стороны сейчас идёт вразрез с муниципальной реформой, которая тоже в государстве идёт сверху уже давно: сокращение количества муниципалитетов, концентрация ответственности в сформированных окружных администрациях, передача части полномочий на уровень региона. То есть государство с одной стороны выстраивает вертикаль, а с другой стороны говорит: “А давайте создавать местные сообщества”. Либо государство не хочет заниматься малыми территориями, например, посёлками. Потому что наиболее активные сейчас заказчики на ТОС — это посёлки, потому что там выжить и развиваться можно только в условиях самоорганизации. То есть люди, живущие в посёлках на своей шкуре понимают, что ты, по большому счёту, никому не нужен, что из-за того, что вас мало и вы мало рожаете, у вас там никогда не появится современной инфраструктуры. А чтобы жить здесь и сейчас (особенно, если у вас есть новые поколения, подростки), то нужно сейчас что-то делать самим. У нас в Калининградской области наиболее ярким заказчиком на ТОСы являются не муниципалитеты, а именно посёлки.

И мотивация создать ТОС местным жителям сейчас  достаточно простая — это попытка, как минимум, породить вот эту общественную сущность, способную что-то делать самостоятельно. Конечно, на старте мы не можем решать волнующие многих инфраструктурные темы (газ, вода, электричество, дороги), которые не в нашей компетенции, как экспертов, и у ТОСа пока нет опыта их ускорить или сделать по-настоящему какой-то проект развития территории (заказать, скинуться, обсудить) он не может. Но темы подростков, досуга, туризма, какого-то благоустройства эти люди на старте способны и хотят делать. В этом случае, территориальное общественное самоуправление сейчас — это не что иное, как попытка самоорганизации людей вокруг очень простых тем, которые волнуют их так или иначе каждого лично, но в одиночку эту проблему они решить не могут. То есть это связка общественных проблем, общественных тем и личных интересов. 

Наш опыт создания ТОСов показывает, что там, где людям терять уже нечего, там, где они могут надеяться только на себя, они  максимально осознанно входят в позицию “давайте коллективно”. Но при этом социальный опыт низкий, понимание, как устроены государственные системы, низкое, вера в свои силы — очень низкая. Фактически, нам нужно начинать с каких-то простых практик, которые позволяют этим людям хоть как-то там друг другу начать доверять хотя бы на старте, друг друга не бояться. Это эволюционный процесс. И, например, до уровня, когда ТОС будет способен артикулировать свои интересы на уровне масштаба города и предлагать какие-то городские программы, несколько лет интенсивной работы, интенсивной эволюции с учётом того, что программу ТОСов не закроют либо эти инициативные группы ТОСов не выгорят.

Примеров, когда мы людей со-организовываем очень много. У нас уже отработана история: анкета жителя, проектный семинар, стартовые сценарии. Потом совместно с ними реализация какого-то пилотного проекта. Потому что мы должны показать пример, что такое самоорганизация и коллективная командная работа или рабочая группа. А потом начинаются вопросы, связанные с эксплуатацией, управлением, предпринимательством. Нужно людей сразу этому учить. Например, совместно с жителями посёлка Новосёлово занимались благоустройством озера внутри посёлка. Жители вдохновились, в основном подростки. Следующий этап — кто этим озером будет дальше заниматься: сдавать в прокат, запускать сапы, ловить рыбу, снимать ролики? Кто это будет делать? Непонятно. То есть нужно учить дальше.

В чём минус существующей программы ТОС? Денег в ней нет. Министерство даёт денег чуть-чуть. Возможно, государство по-другому расставило приоритеты либо хочет дать денег всем по чуть-чуть и поэтому денег хватает обычно только на какие-то маленькие шажочки, а взросление сообщества — это регулярная активность. То есть сделали в посёлке Новосёлово парк — надо сейчас запускать предпринимательскую образовательную программу, чтобы молодёжь в этом посёлке научить этим парком управлять. Делать это бесплатно я не готов: это выгорание либо неуважение. Делать это за маленькие деньги тоже невозможно, потому что в образовательную программу у нас всегда встроена практика. Мы не можем теоретически объяснить как нужно сделать фестиваль, мы должны вместе с этой командой сделать фестиваль, например, ухи: определить целевую аудитории, потоки, договориться с администрацией, с пожарниками. То есть это совместно прожитый опыт. И если вы этот опыт вместе прожили, то скорее всего у вас появится локальная команда, способная этим дальше заниматься. 

Тут возникает вторая дилемма. Так как встаёт вопрос эксплуатации и запуска экономики, а всё-таки территориальное самоуправление и ТОС строятся вокруг постоянной артикуляции разных общественных интересов, то нужно запускать и другие процессы. Ну, например, дискуссию в посёлке по поводу образования либо по поводу будущего посёлка. А кто это на местах способен сделать? Нужно вбрасывает новые компетенции: стратега, идеолога, местного политика. То есть нужно учить людей очень разным ролевым общественным моделям и только тогда общественная жизнь будет концентрироваться не вокруг какой-либо одной понятной темы, а вокруг разных тем и тем самым вовлекая в свою орбиту разных людей. Сейчас в ТОС на старте не все вовлекаются. И не является целью тотально вовлечь всех, только сформировать группу, которая способна самостоятельно что-то делать. 

Поэтому местное сообщество сейчас находится в очень интересной  фазе развития: с одной стороны, людей разных поколений, которые готовы что-то делать вместе много (люди искренне хотят какую-то пользу приносить), компетенций у них мало, опыта совместной деятельности у них никакого, потому что вся социальная деятельность на этих территориях была организована администрацией либо отдельными активистами. Даже взрослые люди с высоким социальным положением являются абсолютно по-детски наивными, инфантильным в условиях самоорганизации.

Сейчас мы с Министерством обсуждаем возможность вместе с МЧС провести тренировочные практики на случай разных чрезвычайных ситуаций как сообщество многоквартирного дома себя ведёт. Это позволит людям, во-первых, понять что кризисы проще переживать совместно, чем индивидуально. Во-вторых, есть надежда, что после таких совместных тренировок чрезвычайных ситуаций эти связи и этот опыт, которые появятся, можно будет перенести на культурные и общественные практики. Но это пока гипотеза и её нужно проверять.

Из позитивных моментов нашей практики можно выделить следующее. Так как мы работаем с разного типа муниципалитетами, то часто их замыкаем сами на себя и у них возникает совместные коллаборации и идёт саморазвитие: кто-то начал организовать футбольный чемпионат между командами ТОС, кто-то начал друг другу ездить в гости, кто-то начал друг другу помогать. С этой точки зрения, замыкание элементов сети местных сообществ является дополнительным ресурсом для их развития. То есть все понимают, что никто далеко не ушёл и можно стартовать, что ты такой же житель и если у них это получилось, то значит у тебя получится. Такое переопыление является очень мощным ресурсом. Я бы назвал лучшей практикой — это просто выстраивание живой социальной сети, где люди начинают быстро понимать, что они тоже на что-то способны и быстро верят в себя за счёт поддержки других людей. Но до полноценных местных сообществ пока далеко. 

Есть риск, что существующие депутаты начнут на каком-то этапе противодействовать возникновению ТОС. Депутаты территориально привязаны, но территория их не знает и вдруг на территории начинает возникать какое-то объединение. У депутата две стратегии поведения: либо ему нужно приходить и представляться, сказать, что готов представлять ваши интересы, либо он будет пытаться противодействовать этому объединению, создавая своё фейковое объединение и пытаясь быть кем-то представленным. 

Например, в Гусеве инициатором создания ТОС была местный депутат Мария Булова, которая захотела разобраться, что такое ТОС и как работать с местным сообществом и обратилась к нам. Вместе с ней мы провели исследования, дворовые практики, воркшопы и она поняла, что люди очень разные и интересы очень разные, что очень сложно сейчас выражать какие-то общие интересы. Но она хотя бы взяла на себя функцию медиатора и предложила всем договариваться и вместе решать. То есть она сразу поняла, что для того, чтобы быть представителем местного сообщества, надо вместе с ним подрасти и научиться хотя бы решать какие-то базовые вопросы. А у нас — атомизация, инфантилизм и патернализм государства привёл к тому, что люди на базовых практиках имеют очень низкий уровень самоорганизации и не умеют выражать совместный общественный интерес. Можно прибавить к этому страх и выгоду быть пассивным и ходить только строем, поэтому работа с местным сообществом будет идти очень долго. Но государство сейчас обратило внимание на ТОС и это тактически совпало с нашими интересами и, мне кажется, надо в эту тему сейчас впрыгивать.

Когда мы занимались ТОСами Калининградской области, мы не придумывали какую-то новую методологию: у нас используются те же самые проектные семинары, та же самая анкета жителей, те же самые коммьюнити-центр и фермерский рынок, общественное пространство, дворовое сообщество и так далее. Это всё тот же набор базовых социальных инициатив, которые может себе позволить местное сообщество на старте для того, чтобы набраться опыта, ресурсов, взяв что-то в со-управление, и тем самым как раз увеличить количество участников и своё влияние. И, конечно, стать немножко более реалистичным. Потому что как только сообщество берёт что-то в управлении оно резко начинает понимать как устроены такие понятия, как бюджет, расходы, эксплуатация, согласование интересов с соседями, законы и так далее. То есть с этой точки зрения, как только вы институтализируетесь в правовом поле и в поле субъектности города, вы опыт жизни в городе резко на себе испытаете. 

— То, как ты сейчас описываешь деятельность ТОСа — это вопрос выживания: всё сводится к текущему улучшению жизнедеятельности человека.

— Мы называем это “зарождением”. 

— Выделяют ли муниципалитеты Калининградской области муниципальные помещения под советы ТОСов, в которых можно было бы запускать ОКЦ?

— В самом Калининграде муниципальных помещений либо мало, либо их нет. Администрация города играет в свою городскую повестку и не очень любит ТОСы. У Калининграда, Зеленограда и Светогорска своя политика в отношение ТОСов. Они им не рады, потому что ТОС действительно там становится субъектом, который начинает требовать плюс люди поумнее и юридически подкованнее. Поэтому администрации городов, где сейчас рулит девелопмент, не сильно рады любому местному сообществу. А, например, на востоке области и помещений пустующих полно, в том числе муниципальных, но и люди победнее. В “Крупорушке” мы только через год организовали НКО, который взял в управление ОКЦ и то не факт, что мы сейчас все ЖКХ-затраты потянем как сообщество, придется субсидировать из своих карманов и уголь покупать за свой счёт. Там люди победнее, потому что городской экономики нет, база очень слабенькая. Поэтому создание и развитие ТОСов будет зависеть от территории.

Второй момент, почему не все муниципалитеты даже маленьких городов рады ТОСам: для чиновника, у которого и так мало ресурсов, появление ещё одного субъекта просящего — это проблема. Он будет так или иначе этому противодействовать. Поэтому, когда мы создаём ТОСы, то мы говорим: “Ребята, вы создаётесь как самостоятельная команда, способная привлекать ресурсы в муниципалитет либо скидываться самостоятельно”. Это сильное отличие от того, когда  территория порождает формальных субъектов (каких-то НКОшников) и потом сажает на свой бюджет либо на свои субсидии. Мы всё-таки сторонники того, чтобы это были какие-то самостоятельные истории и на старте даже, чаще всего, неформальные. То есть не обязательно сразу регистрировать ТОС. В этом случае создание ТОСа остаётся на ответственности инициативной группы. Но обязательно, чтобы ТОС какую-то самостоятельность не просто декларировал, а проявлял. Например, вот сколько человек могут скинуться, чтобы позволить себе  содержать нормальную среднюю школу у себя на районе? Я подсчитал, что 5000 человек живущих вместе на одной территории могут спокойно себе позволить среднюю школу, просто отдавая часть своего дохода. 

Если сложить какой-то консолидированный бюджет, то становится понятно, что издержки ниже там, где больше людей участвует: втроём мы будем платить аренду “Телеграфа” или 90 человек будет участвовать. Девяносто человек по 1000 рублей или три человека по 30000. Сейчас у нас получается, что три бизнес-процесса в “Телеграфе” оплачивают аренду. А можно было бы просто найти 90 попечителей, каждый из которых складывается по тысяче. Но нужно, чтобы 90 попечителей не просто скидывали по тысяче, но и имели право и возможность реализовывать свои интересы в “Телеграфе”: клубы, сообщества, лекции и так далее. Когда у нас была стратегическая сессия при подняти аренды, мы рассматривали вариант с попечителями, просто тогда немного набралось — человек 15 вошли в клуб попечителей. Этого было недостаточно. Поэтому здесь важен вопрос концентрации людей. Вот вы сейчас в Сочи тоже ищете помещение под ОКЦ, чтобы небольшой группой его запустить. А возможна вторая стратегия — это сборка сообщества. То есть переключение на социально-общественные практики — лектории, воркшопы, фестивали — сформировало бы пул большого количества участников, каждый из которых мог скинуться в перспективе небольшой суммой на создание действительно своего публичного пространства: публичную библиотеку, публичный общественно-культурный центр и так далее. Потому что объект — это инструмент существования сообщества. Мы тоже моделировали ситуацию, если у “Телеграфа” отнимут помещение, тогда “Телеграф” уйдёт в онлайн либо во встречи на разных площадках. Это тоже не конец жизни и история на этом не заканчивается. 

— Если вернуться к местному самоуправлению, получается, что ТОС — это всё-таки решение сиюминутных задач?

— Я бы не сказал, что именно сиюминутных, потому что тема подростков — это не сиюминутная проблема. Когда мы рефлексировали какие-то проекты, особенно поселковые, там людей волнует будущее подростков, профессиональные интересы подростков, свободное время подростков, воспитание подростков. Экологическая тема тоже не сиюминутная. Калининградская область компактная, там четыре полигона ТБО. В Советский воняет. Понятно, что люди сиюминутно хотели бы выключить запах. Потом они начинают понимать, что в этом запахе виноваты частично и они. Вот тут и можно делать нормальный экологический проект. 

— Но это улучшение собственной жизни в большой степени.

— А местное сообщество только на этом и держится. То есть, если местное сообщество не получает выгоду от своей самоорганизации, то оно, скорее всего, превращается в какую-то мобильную группу борьбы за что-то. А если оно улучшает свою жизнь по месту своего проживания, то в этом случае у неё появляется базис: я здесь живу, я беру и проявляю ответственность за эту территорию, но так как эта территория не только моя, но ещё вот этих и этих людей, то мы договариваемся и знаем, что делать. Можно начать с каких-то простых практик  типа сделать вместе субботник, что-то построили, взяли в управление, сделали свою систему праздников, начали по-своему отвечать за подростков, за передачу опыта между поколениями. Через какое-то время доросли, например, до формирования образовательной программы части  факультативов в местной образовательной школе. Вот это уже взрослый ТОС. Либо открыли какой-то совместный соседский бизнес и прибыль от него тратим, например, на улучшение своей территории. 

С этой точки зрения усложнение местного сообщества начинается на частных интересах. Заставить людей переживать за всю страну либо за весь город невозможно, потому что зрелость их — это такой нерастягиваемый элемент. Если профессиональный горожанин уже прожил какие-то фазы и дорос до ответственности за город (стал городским экспертом), то он может себе это позволить. Но, скорее всего,  очень ограничено поле его влияния, потому что за ним не стоят люди либо ограниченное количество его репутации, либо у него ограничено количество денег. То есть он может себе позволить влиять, но какой будет эффект от его влияния — это вопрос.

— Когда, по-твоему, ТОС будет способен выйти на работу и с пониманием собственной идентичности, и на работу с образом будущего города? 

— Я думаю, что года через три.

— Какие процессы они должны пройти для этого?

— Они должны будут социализироваться (то есть все перезнакомиться), пройти совместно через разные практики, в любом случае у них должен появиться какой-то объект, которым они должны управлять самостоятельно либо собственное сообщество как юридическое лицо: собрания, встречи, протоколы, предложения, проекты; либо за территорию: парк, сквер, двор, посёлок. Управление при этом включает все фазы: и анализ ситуации, и поиск и выбор решений, и их реализация. 

— Но все эти решения должны соответствовать какому-то образу будущего. 

— Образ будущего у людей сразу не формируется. У них нет опыта и насмотренности. Они не знают, куда они хотят. У них есть текущие проблемы, которые они могут решать. При чём тут образ будущего?

— В целом Калининград куда развивается? Какой он?

— Калининград же неоднородный. Это не одна какая-то группа людей. 

—  У Калининграда есть стратегия развития? Куда он идет?

— Куда-то Калининград идёт со своей стратегией развития. Не знаю, я её не смотрел. Скорее всего, это такая «классическая» стратегия без образа будущего — просто набор инфраструктурных проектов, общие слова, общая повестка, но это вряд ли воспринимаемый образ будущего. У Калининграда образа будущего нет, потому что, во-первых, нет идеологов такого уровня в городе, во-вторых, нет запроса у действующих элит на образ будущего. Им выгоднее сейчас работать с туризмом, с историческим наследием, с миграцией, с созданием новых предприятий (типа Росатома) и так далее. К тому же нет публичного пространства, где образ будущего мог бы обсуждаться. Навыки и компетенции обсуждения образа будущего у всех разные. Под словом «будущее» все понимают очень разное: кто-то понимает пространство своих желаний, кто-то понимает антологию как изменится всё, кто-то понимает вообще какие-то отдельные аспекты. У нас в анкетах горожан и в анкетах жителей на вопрос, что ожидает вашу территорию через 10-20 лет, чаще всего встречается «не знаю».  Это значит, что никаких подходов к будущему у отдельных индивидуумов не было за всё это время. То есть они находятся в ситуации выживания, личных семейных планов либо в ситуации высокой неопределённости и просто будут действовать по ситуации.

ТОС, который начнёт объединяться, через некоторое время начнёт планировать своё будущее. Это неизбежно. Но сейчас ТОСы только-только формируются. И формируются они на решение своих локальных проблем, потому что это очевидные вещи. Если бы мы проектные семинары посвятили бы не реализации пилотных проектов по организации людей, а, например, поиску образа будущего, то, условно, три человека с территории что-то бы поняли, все остальные посчитали бы это простой болтовней и вернулись в свои традиции. А эти три человека улетели бы в будущее. То есть они начали бы в это будущее стремиться, но так как они были лишены связи с местным субъектом (люди атомизированы, разобщены, у них проблемы не решены), то их бы просто территория либо маргинализировала, либо просто выкинула как экспертов. Такие процессы уже происходили в других более крупных городах.

Будущее, условно, не определено. Но если появятся субъекты, которые могут взять ответственность за будущее и мы можем создать сейчас ситуацию, порождающую эти субъекты, то это наш метод работы с будущим. Не формирование образа будущего в одиночестве либо какой-то коллективной экспертной группой, а создание условий для возникновения субъектов, способных с настоящим и с будущим работать. Это наша социальная позиция.  Мы понимаем, что есть реальность и она очень жёсткая штука. Например, тема идентичности актуальна для Сочи, но тема прикладной идентичности ещё актуальнее: как сделать так, чтобы идентичность не оставалось на флипчартах, в мыслях, в статьях, а ещё и в реальности начала что-то менять. 

Возвращаясь к теме местных сообществ, можно сказать, что оно начинает возникать как коллективная практика, а не даже как субъект, то есть просто как некая более сложная социальная система взаимодействия. Потом, как показал опыт «Телеграфа», как только у людей появляется какое-то доверие друг другу, то у них сразу начинает расти и влияние на другие системы потому, что они начинают формировать поле решений и доносить коллективные мысли и предложения. С этой точки зрения, даже изменение внутренней коммуникации (регулярные встречи, совместной практики, повышение уровня доверия друг другу, переприсваивание идей и позиций) является очень ценным. С другой стороны, (что опять показывает опыт «Телеграфа») как только возникает социальный опыт, пространство должно масштабироваться прямо пропорционально опыту. Потому что, если у вас опыта много, а места у вас мало и людей у вас мало, то вас разрывает и вы вынуждены будете вовлекать новых участников, так как  имеющиеся люди уже где-то задействованы. Любое социальное разнообразние является очень самоценным. На конечных территориях такого типа, как посёлок, можно в течение года вовлечь все домохозяйства в социальный практики через подростков, праздники, инфраструктурные проблемы и возможность лоббировать интересы и так далее. То есть маленькие территории могут быстрее самоорганизоваться. У них дольше будет путь влияния, потому что им нужно пройти больший путь реальных изменений, но быстрее путь самоорганизации. Большим территориям сложнее, но у них больше форм самоорганизации: ТОСы, местное сообщество двора, улицы, подъезда, района, профессиональное сообщество, клуб по интересам, ассоциация и так далее. 

Таким образом местное сообщество сейчас находится на фазе генезиса разных форматов. Второй момент: поколение сорокалетних является наиболее активным, потому что  чувствует ответственность перед старшим поколением и перед подрастающим. Третий момент: государство начинает способствовать разным формам самоорганизации, что понятно и неудивительно, но не предлагает политическое влияние на этом этапе. В этом я вижу определённые риски: как только появится много ТОСов, которые начнут действительно быть самостоятельными, государство может от них отказаться, потому что выяснится, что эти ТОСы, как и бизнес круги, и какие-то другие элиты начинают претендовать на формирование коллективных интересов. 

В связи с этим, дилемма сейчас такая: каким образом сделать так, чтобы появились достаточно мощные и сложно устроенные социальные системы (ТОС, НКО, ассоциация, профсоюз), где разные люди были бы в разных социальных ролях, но так или иначе между собой связаны личными и общими интересами таким образом, чтобы на каком-то этапе государство (условно “административная система”) не противодействовала социальной системе, а стала действительно её партнёром. Поэтому на всех проектах, которые сейчас инициируется со стороны ТОС в Калининградской области администрация всегда является партнёром. А администрации мы рекомендуем не сажать себе на шею сообщества, ничего им не обещать, участвовать только в меру своих полномочий, но больше за них делать и думать нельзя, писать документы за них нельзя. Потому что, если всё время за сообщество всё делать, то оно никогда не станет самостоятельным. И чиновники нижних уровней начинают выдыхать, потому что они перегружены письмами, заявлениями, нацпроектами, прокурорскими проверками и так далее. А это тоже люди и тоже часть местных сообществ: он чей-то сосед, у него тоже дети в школе учатся. И он бы хотел, чтобы с него ответственность каким-то образом распределилась на всех остальных участников общества. 

Параллельно будем сейчас делать школу депутатов в Калининградской области. Ранее мы делали школу менеджеров ТОС — это фактически школа модераторов и школа комьюнити менеджеров по теме ТОС. Сейчас у нас в планах целая серия школ каждый месяц, которые рассчитаны и на федеральных игроков, которые могут приехать с “Большой земли”, и на калининградские группы, которые мы порождаем в результате своих инициаций. Школа депутатов планируется для того, чтобы существующие элитные группировки тоже каким-то образом в этот процесс включились, так как многие депутаты максимально адекватны, если они действительно являются участниками местного сообщества и переживают за общее благо. Они могут это выразить словами, но они не знают, что делать конкретно — их никто этому не учил. Но, если научить их модерации, проведению собрания, предпроектным исследованиям, какой-то аналитике, нормальному лоббированию и, самое главное, делегированию, чтобы он не превращался в героя, то, может быть, система перезагрузится. 

Во время исследования Советска в методичке я писал, что, по большому счёту, офис депутата должен быть не приёмной депутата, а приёмной местного сообщества, где депутат просто снимает столик. То есть нужны не приёмные депутатов, а общественные центры по районам, в которых депутат возникает как следствие общественного совета. Поэтому под ОКЦ можно отдать существующие приёмные депутатов. Это будет очень системно и справедливо. Особенно, если ТОС организуется юридический и возьмёт его в субаренду либо каким-то образом начнёт за него отвечать. Так получится юридическая схема управления территорией.

Наша практика показывает, что местное сообщество начинает очень быстро взрослеть, когда оно реально достигает быстрых успехов. Поэтому, возможно, нужно начинать с каркасных историй: подростки (новое поколение), общественное пространство культурной жизни (пространство смыслов) и городского общения (пространство социализации, знакомства, обмена новостями и опытом), пространство образования и пространство влияния на изменение инфраструктуры. 

— В Сочи сейчас многие проекты благоустройства согласовываются ТОСами. Они стали выразителями мнения всех жителей микрорайона для городских властей.

— Юридически они правы. Поэтому первая задача, которую мы ставим инициативной группе при создании ТОС — познакомиться со всеми жителями, даже с теми, которые не хотят, объяснить им, что такое ТОС и вовлечь каким-то образом в свою деятельность. Потому что, если ТОС превращается в группу лидеров, то её очень легко дискредитировать, проманипулировать и поменять. А если это будет местное сообщество, способное регулярно производить различное количество рабочих групп и лидеров, то с ним не будет просто так поступить. Если администрация придёт к ним что-то согласовать, то нормальный ТОС проведёт собрание жителей, а плохой ТОС решит всё закрытой группой, успокаивающих себя, что жителям всё равно. 

Когда возникает вот фраза “жителям всё равно” — это значит, что какая-то группа захватила власть на этой территории, потому что все другие не взяли ответственность. Так тоже бывает.

— И бывает наиболее часто.

— Думаю, такие ТОСсы сейчас будут отмирать, потому что мы порождаем ТОСы, которые держатся на горизонтальных моделях управления и на максимальной экспансии до своих границ. То есть пока все, кто живёт в границах ТОСа не вовлечены в процедуры (выборы, голосования, обращение), то можно сказать, что ТОС не случился.

Это тема стратегическая, длинная. Есть какие-то федеральные подвижки в этом плане. С другой стороны есть понимание чиновников на местах (особенно на тех территориях, где непросто), что без участия местного сообщества все проекты не случаются: либо люди против, либо они не поддерживают, либо никто не хочет рисковать, потому что не знают реального отношения. При этом интересы местного сообщества очень конкретны: рабочие места, учёт интересов разных поколений, улучшение тактических условий жизни, согласования интересов всех, кто живёт. Интересы могут быть абсолютно разные, разным языком выраженные. Кстати, создание ТОС — это как раз зарождение социального дискурса на территории: люди разных поколений начинают пытаться друг друга понять. Сперва за счёт совместных лёгких практик у них хотя бы начинает формироваться понимание, что ответственность за территорию лежит не на ком-то одном, а она, в том числе, на этой очень разнообразной группе. И что взятие ответственности —  это не спихивание на кого-то одного,  а изменение каждого из участников этого процесса. 

У нас на рефлексии в конце всех проектов люди говорили, что поняли как это сложно, как это интересно, как это по-настоящему и что в одиночку это не сделать. Любые социальные практики очень сильно меняют людей. Например, у нас есть инструмент — фестиваль местных сообществ, когда мы показываем на реальном примере как небольшая группа продюсеров, вовлекая городские культурные институции, может сделать быстро и качественно культурное переживание, где все одновременно являются участниками, зрителями и партнёрами. Такие культурные практики позволяют очень быстро вдохновить территорию. Потом, конечно, нужно запускать  какие-то образовательно-предпринимательские процессы. 

Мы с Министерством сейчас выработали такую стратегию: если территория не знает что хочет, то сначала нужно провести фестиваль местных сообществ, который собирает в себя практики всех существующих ТОСов; если территория по аналитике показывает сложную ситуацию, но само сообщество ещё слабое, то нужно начинать с какого-то промежуточного этапа. То есть нужно не сразу делать там ОКЦ, а сначала сделать уличное культурное пространство, потом продюсерскую группу, которая будет этим управлять, а потом всё это собрать в нормальный ТОС и подумать о программе развития. Где-то мы делаем на собственном примере, а где-то делегирую сразу компетенцию, где-то мы соединяем ТОСы друг на друга. Получается такая сложная стратегия управления социальными процессами.

В Калининградской области мы отрабатываем гипотезу, что более социально насыщенный муниципалитет (например, Калининград). в котором очень много фрилансеров, переехавших экспертов должен делегировать и возвращать инвестиции малым территориям, потому что малые территории отдали все силы и энергию большому городу. Фрилансеры и эксперты с радостью включаются в экспедиции по малым территориям, потому что они кому-то нужны и приносят пользу. И начинает восстанавливаться баланс. Люди очень хорошо чувствуют баланс и справедливость. Они не могут выразить это словами и формальными правилами, но они это чувствуют эмоционально. Поэтому у нас очень много клубов и сообществ с радостью едут куда-то что-то делать, потому что для них это возможность стать полезными и в каком-то публичном пространстве проявить себя. Даже в ещё несформировавшемся публичном пространстве какого-то посёлка. Например, в посёлок Заовражный приехала музыкальная группа с девушкой, которая играет на современных гуслях, и у них случился совместный джем с местным баянистом. И он, и она получили большую порцию опыта, который бы не случился в большой городе. Это был шок для обеих культур. И таких примеров масса. 

Здесь нужно еще иметь понимание социальных процессов: где очень много людей со свободным временем, а где много людей с компетенциями, а где много людей с деньгами, а где много людей с амбициями и как их не манипулятивно, а через их инициативы направлять и показывать возможности. Это непростой процесс, но у нас работает сейчас связка с Министерством и сеть ОКЦ, которая создалась в Калининградской области, потихонечку начинает развиваться. 

— Как осуществляется финансирование этой деятельности?

— Финансирование деятельности следующее: во все проекты, которые касаются развития ТОС приходится вкладывать свои деньги, заработанные на консалтинге где-то.

— Получается такая твоя большая инвестиция.

 — Да большая инвестиция, потому что первые шаги никто проходить не хочет, так как они очень высокорискованные и у них нет конкретного результата. 

— Первые шаги — это что?

— Хотя бы Анкета горожанина, проектный семинар и какой-то пилотный проект. Министерство сейчас частично финансирует нашу работу. Это большой плюс. Частично финансируют муниципалитеты, потому что у них есть программа развития ТОС, но, например, на фестиваль местных сообществ мы вкладываем свои деньги, как и в создание ОКЦ либо в другие проекты.

— Сколько у вас таких инвесторов кроме тебя?

— Таких инвесторов у нас, может быть, человека три-четыре. Но у нас есть клубы и сообщества, которые вкладывают не прямые свои деньги, а своё время. То есть они ничего не получают от того, что они едут, но они получают опыт либо увеличивают свою репутацию. Но мы же часто строем. В любую стройку нам приходится покупать материалы либо брать в аренду инструменты. У нас ещё очень много неявных инвестиций: экраны, звуковая аппаратура, столярное оборудование,  транспорт и так далее. Но я прекрасно понимаю, что эти первые шаги никто не профинансирует на старте. Для этого нужны очень высокая степень зрелости человека и понимание как всё устроено. Например, калининградский “Сигнал” всё ещё работает в минус. “Сигнал” — это всё ещё дотационные пространство, но его модель показывает, что современный город должен иметь публичные пространства. Просто дальше эти пространства будут создаваться в складчину. Это не быстрый путь. С другой стороны вокруг пространства собираются люди, которые готовы что-то делать, двигаться дальше, запускать образовательную программу, проекты. У нас там несколько продюсерских групп возникло. Таким образом это также инвестиция в людей. 

— Какие ближайшие видимые результаты ты ожидаешь?

— Тактический результат очень простой: появление группы людей, живущих на территории, которые готовы взять ответственность за эту территорию и они будут оформлены либо в ТОС, либо в НКО и которая на деле проявляет свои интересы на территории. Интересы могут быть проявлены разными способами. Для нас очень важен состав этой группы. То есть это группа отдельных героев либо это действительно такой разнообразные ядра, которые в какие-то моменты проявляют себя целиком, в какие-то моменты существуют параллельно. Важно, чтобы появился субъект помимо администрации. 

— А в масштабе области должна появится сеть таких сообществ?

— Да, в каждом муниципалитете должно появиться одно или два местных сообщества, привязанных к территории. Параллельный процесс идёт с профессиональными сообществами: формирование ассоциации креативного класса, ассоциации ремесленников. То есть процесс усложнения социальных систем идёт по разным векторам. Тактический интерес сейчас — это покрыть территорию Калининградской области сетью сообществ, ориентированных друг на друга и работающих между собой. Нормально действующая сеть порождает очень интересные эффекты, которые в централизованной модели не проявлялись. 

— Эта сеть должна быть устойчивая. Сейчас процессы во многом на тебя завязаны.

— Я инвестирую только в создании общественных культурных центров, а ТОСы возникают по инициативе самих жителей при финансовой поддержке администрации и Министерства. Наши инвестиции идут только в создание общественных культурных центров: это материальный какой-то объект с командой, которую мы учим этим объектом управлять и влиять на город при помощи городских проектов. А система самоуправления — ТОСы — вообще не завязаны на меня персонально, потому что в программе ТОСов мы участвуем как институт урбанистики и сразу максимально отчуждаем все методички, чек-листы, знания и на себя вообще ничего не замыкаем. Мы понимаем: как только мы замкнём все на себя, мы сгорим. 

Критически для меня становится понятно, что, как только большая часть муниципалитетов обретёт какую-то субъектность и появится местное сообщество, то мне, с одной стороны, станет интересно анализировать их деятельность больше, чем инвестировать в их развитие, а, с другой стороны, для меня ещё одним показателем будет появление ОКЦ уже без нашего участия. То есть, если начнут возникать какие-то обществе культурные центры без нашего участия по нашей схеме либо по близкой идеологии, то можно считать, что территория уже повзрослела. Сейчас один такой прецедент уже есть. Так что процессы идут.

Думаю, что многие проекты эволюционным путём всё равно дойдут до того, что мы проживаем сейчас. Время уже ускорилось. Сейчас как только у ТОСов появятся какие-то заметные эффекты, другие муниципалитеты начнут копировать, другие люди начнут ездить и вдохновляться. То есть этот вопрос сейчас уже не то, чтобы сильно закрытый либо индивидуализированный.  Это уже коллективная история. ОКЦ же надо делать до тех пор пока они не начнут самовоспроизводиться уже без твоего участия. Вот чем мы и занимаемся в Калининградской области. Думаю, что ещё, наверно, года два Калининград придётся сильно покачать, посмотреть на эффекты, но уже этой зимой ребята взялись за создание сайта с практиками и опыт начнёт перетекать дальше.

«Архитектура Сочи»