13 сентября 2022 года гостем Градостроительного совета стал член Союза архитекторов России с 1987 года, Мельников Константин Федорович — удивительный и принципиальный человек, награжденный Знаком Почёта «За трудовые успехи на благо города Сочи». Как пронести любовь к профессии через всю жизнь, привить эту любовь детям, он рассказал в интервью с архитектором Натальей Клейменовой.
— Константин Федорович, каким было Ваше детство и как Вы пришли в архитектуру?
— Родился я 31 мая 1951 года, пятым ребенком в семье рабочего-бондаря Мельникова Федора Зиновьевича. Случилось это в столице Войска Донского, городе Новочеркасске, городе богатейшей и бурной истории. Мой родной город был спланирован Францем Павловичем де Волланом – первым инженером в армиях Г. А. Потемкина и А. В. Суворова, первым архитектором Вознесенска, Одессы, Новочеркасска, Тирасполя, Овидиополя и многих других городов, крепостей и поселений России. Памятник этому талантливому и деятельному генерал-лейтенанту украшает сейчас одну из главных улиц Новочеркасска.
С малых лет во мне обнаружилась тяга к рисованию. Многочисленные альбомы постоянно заполнялись кораблями, самолетами, танками, матросами и прочим героическим, что бурлит в таком возрасте у всех пацанов. Этот пафос, как мне сейчас кажется, в немалой степени подпитывали впечатления от походов на Войсковое кладбище, в дни Пасхальных праздников. Там, мои братья и сестра показывали мне множественные памятники героям Войска Донского, зачитывали надгробные надписи и обращали. Я млел от красоты и монументальности изваяний. А надо сказать, казаки умели отмечать и чтить память своих героев. Памятники убеждали.
Парады в честь Великого Октября в нашем городе всегда открывали воспитанники Новочеркасского Суворовского училища. Я с восторгом смотрел на их стройные ряды, четкий шаг, красивую форму и барабаны. Это могло стать мне подсказкой к военному поприщу, как это произошло с несколькими моими друзьями-одноклассниками. Но не сложилось. Совершенно не могу объяснить, почему мне тогда думалось о химии. Чуть повзрослев, я с головой окунулся в космос и фантастику. Гагарин, луна, звезды, как тут устоишь. В книжках соответствующего содержания были иллюстрации, где изображались города будущего, с небоскрёбами, подвесными монорельсовыми дорогами, летательными аппаратами и прочими чудесами, от которых вспыхивала неудержимая мечтательность. Это был первый, мощный толчок в сторону архитектуры. Но еще ранее, однажды, мой брат Виталий принёс домой канцелярский клей и бумагу. Что-то там начертив, он стал вырезать бумажные детали и клеить их между собой. От любопытства мой нос, буквально елозил по происходящему. Вдруг, на столе стал возникать маленький бумажный домик с окошками, дверью, крышей, трубой. Я замер, наблюдая это волшебство. Сквозь окошки были видны стулья, стол, кровать. Это чудо потрясло моё воображение. Наверняка, с той поры тяга к макетированию пронзила всю мою жизнь и очень помогла потом в архитектуре. А как же химия? А вот как. В школьных расписаниях уроки химии всегда приходились на конец занятий, когда уже сильно хотелось есть. Видимо, мой желудок не принял данную науку.
Однажды, в куче школьной макулатуры мне попалась на глаза увесистая папка со строительными чертежами. Это были курсовые работы студентов строительного факультета. Бумага для чертежей в то время была очень добротной, и на обратной стороне можно было рисовать что угодно. Я не устоял. Дома, рассматривая чертежи, я влюбился в строительное черчение. Вот и понеслось. Я стал обращать внимание на красивые здания нашего города, представлял, как бы выглядели чертежи этих строений. Постепенно я стал выделять те здания, которыми Новочеркасск мог бы гордиться, а, находясь рядом или проходя мимо, испытывал удовольствие. Особое место в этом ряду тщеславия занимал Вознесенский войсковой собор, построенный по проекту академика архитектуры А. А. Ященко, расположенный в центре города. Замечательное сооружение на все века!!!
Постепенно я стал собирать вырезки из газет и журналов с изображениями архитектурных сооружений. Под стеклом моего письменного стола эти вырезки занимали всю его площадь. Экспозиция постоянно освежалась и пополнялась. Видимо, в то время я уже был обречён на архитектуру. Ну, и слава Богу.
В школьной лаборатории кабинета физики или биологии, уже не помню, была молоденькая лаборантка, которая поведала мне, что мечтает поступить на архитектурный факультет Ростовского инженерно-строительного института (РИСИ). Она рассказала, что туда нужно сдавать экзамены по рисунку. Подробно выяснив, что к чему, я записался в изостудию при городском Доме культуры, чтобы готовиться к этому экзамену. В остальных предметах я чувствовал себя уверенно, так как к концу школьных лет уже взялся за ум.
В изостудии я с удивлением обнаружил, что рисовать нужно на вертикально поставленном мольберте, держа руку навесу. Вот те на! Оказывается, я всю жизнь рисовал не так. Пришлось преодолевать это моё заблуждение.
Окончив школу, я подал документы в РИСИ (Ростовский инженерно-строительный институт). Экзамен по рисунку проходил три дня. В первый день четыре часа рисовали архитектурную розетку. Во второй и третий день по четыре часа рисовали голову Венеры. На экзамены в Ростов-на-Дону из Новочеркасска я добирался на электричке. Это сорок километров. В третий день электричка опоздала на 2 часа и меня с трудом пустили на дорисовку. Разумеется, не успел закончить рисунок, получил 4 балла, и именно одного балла мне не хватило, чтобы стать студентом. Осенью «труба позвала» меня на защиту Родины.
Служба в Советской армии, это очень отдельная глава моей школы жизни, требующая расширенного повествования. Однако я постараюсь излить солдатскую душу компактно. Страна решила, что более всего я пригожусь в военно-топографических войсках, куда я и попал. Первые полгода – школа младших командиров в Подмосковье (в «учебке» по-простецки). Снежная и морозная зима, строевая подготовка, тактические занятия, марш-броски, стрельбы, атаки по заснеженному полю. Пересказывать все это будет не доходчиво. Лучше попробовать самому передвигаться по снегу ползком, в противогазе, с автоматом, когда у тебя на ногах солдатские лыжи. Это без шуток!
Сильно запомнился первый наряд в караул. Пост – водокачка, которая снабжала учебный гарнизон водой. Мороз -40°С, тулуп, валенки, ночь, вокруг сосновый лес, проволочное ограждение, прожектора. Неспешно нарезаю круги по периметру поста. И вдруг за спиной к-а-а-к жахнет! Душа упала в пятки, несмотря на наличие автомата Калашникова и двух магазинов с патронами. Оказалось, на сильном морозе так трескаются сосны. Чтоб им зелено жилось!
На теоретических занятиях в учебке часто приходилось иметь дело с военными картами, что пригодилось потом в работе архитектора. Читать топографо-геодезические съёмки я научился уже тогда. Вообще всё, что происходит с человеком, так или иначе, оставляет в нём след, выползая потом в виде опыта, подсказок или навыка. Только своевременно собирай всё это в кучку. А про жизненный опыт от солдатской службы я уж и не говорю.
После учебки меня, уже младшего сержанта, направили в батальон обеспечения учебного процесса при Ленинградском высшем военно-топографическом командном училище, которое готовило офицеров для военно-топографических войск. Однако, служить пришлось не в Питере, а в городе Боровичи Новгородской области, где располагались Летние лагеря училища. Левый берег реки Мста, сосновый лес, живописная природа, места, где в селе Кончанское отбывал свою павловскую ссылку Александр Васильевич Суворов. Это вдохновляло! Но героической службу в Боровичах назвать трудно, даже если сильно приврать. Батальон обеспечения – это: подай, принеси, подержи, прибей, напили, построй, подмети. Летом лагеря доверху наполнялись курсантами, у которых были практические полевые занятия, а зимой мы оставались охранять всю территорию со складами, казармами, столовой, офицерскими домиками, пилорамой, гаражом и прочим хозяйством.
Однажды в лагеря по железной дороге привезли в разобранном виде несколько «сигналов» для пунктов триангуляции. Это такие металлические вышки (метров по 10-15), закрепляющие геодезические точки на местности. Все детали сигналов были промаркированы, но из вагонов в машины и из машин на полигон хранения в лагере их выгружали солдаты. Всё жутко перемешалось! А как же без этого. Естественно, создалась задача разложить к следующему летнему сезону полевых занятий курсантов все детали по отдельным сигналам и маркам. Командир роты выделил для этой работы группу солдат и назначил меня старшим этой группы. Мне вообще, по жизни, везло на расстрельные должности. Ореолы звеньевых, старост, комсоргов, бригадиров, разных руководителей и ответственных роем кружили над моей судьбой, готовые в любой момент присесть на мою голову. Во всяком деле и всегда нужен был человек, с которого можно потом спросить. А я тут как тут, всегда неподалеку. Судьба! Куда денешься? Очень не сразу, но постепенно мне с подчиненными солдатами удалось таки разложить все детали и конструкции по порядку, в соответствии с маркировкой по технической документации. При этом я стал единственным в училище носителем информации о том, где что лежит. На консультации по этому вопросу ко мне, старшему сержанту, приходили даже офицеры училища. По полигону складирования, вдоль конструкций «сигналов» я шествовал как Суворов пред войсками. А что же вы хотели, это вам не ишака купить.
Вот так, в командовании взводом, в хозяйственных работах, в художествах для Ленинских комнат, в плакатах к Великому Октябрю и прошла моя служба. А пока она проходила, на внутренней стороне дверцы моей прикроватной тумбочки накапливались вырезки из газет и журналов с красивыми, современными зданиями. Моя мечта жила! Среди этих вырезок был проект здания для постройки в Тель-Авиве. Однажды ротный, увидев эту вырезку, спросил: «Ты что, симпатизируешь»? Надо сказать, в то время шли терки между Израилем и арабами. СССР был на стороне арабов, что и породило прозвучавший вопрос. Мне, комсоргу роты пришлось употребить все свое красноречие, чтобы загладить эту политическую шершавину. Мол, это чистая архитектура и все. Но вырезку пришлось убрать. Политика, это вам не «польза, прочность, красота».
И вот вышел приказ Министра обороны об увольнении в запас военнослужащих моего призыва и потянулись мучительные дни ожидания приказа начальника училища. Эти дни тянулись как резиновые, вынимая изнутри всё, что там лежало. Наконец, мне приказали прибыть в Питер, что было мигом исполнено. И вот командир батальона вызвал меня из строя, зачитал Приказ начальника училища о присвоении мне очередного воинского звания и увольнении в запас!!! Мне вручили погоны старшины, и теперь я не мог покинуть расположение училища, пока не поменяю погоны на своем кителе и шинели. Радость и отчаяние превратили мои руки в швейную машинку. Не помню, сколько секунд ушло у меня на эту процедуру и вот, ВСЁ!!! «ДЕМБЕЛЬ»!!!
После Армии я интенсивно занялся подготовкой к экзаменам в тот же РИСИ. Днём работал лаборантом в техникуме химического машиностроения в Новочеркасске, а вечером ехал на электричке в Ростов-на-Дону, на подготовительные курсы. Домой возвращался поздно ночью. Тяжело… Но очень хотелось стать архитектором. Как победителя майской олимпиады по рисунку, которую ежегодно проводили в РИСИ для абитуриентов, меня освободили от экзамена по этому предмету и черчению. Физику, математику и сочинение я сдал без проблем. И вот август 1972 года. Я студент архитектурного факультета Ростовского инженерно-строительного института. Ура!
— Какой была учеба в Ростовском институте, кто из преподавателей оказал влияние на мировоззрение.
— Золотая студенческая пора, что может быть лучше! Интереснейшие лекции, умнейшие люди вокруг, студенческие диспуты, занятия по рисунку, скульптуре, живописи, обмерная практика в Питере, экскурсии, зарисовки, курсовые работы – это тот котёл, в котором варилось моё представление об архитектуре. Пересказывать все это бесполезно, в этом котле нужно свариться.
Первая лекция. История архитектуры. Студенты, в ожидании лектора, слегка шумят, занятые разговорами. На кафедру незаметно поднимается мужчина средних лет с тёмными волосами, усиками-шнурочками и в очках. Вдруг аудиторию пронзает громкий голос: «Если взять стеклянный шар…, если нет стеклянного шара, то можно взять любой другой шар… Впрочем, шар не нужен». Далее, уже в гробовой тишине последовало изложения темы первой лекции. Одной этой фразой Лев Александрович Смирнов приковал к себе наше внимание на все годы учебы. Это была его уловка, которой он мастерски пользовался. Именно Смирнов, на примере архитектуры Древнего Египта показал нам работу света и тени, раскрыл нам язык и красоту композиции архитектурного комплекса. Научил воспринимать красоту вещей. Тогда я стал обращать внимание на изящество гусиного пера или сосновой иголки. Ранее, я тысячу раз смотрел на них, но не видел этой прелести.
По прошествии многих лет память уже подрастеряла имена многих преподавателей, которые отдавали нам свои знания и душу. Выделять кого-то из них особым образом не справедливо. От каждого нам доставались глыбы или крупицы полезного опыта и знаний. Это уж кто сколько смог унести.
Однажды, на лекции по истории искусств, которая проходила в актовом зале старого корпуса дореволюционной постройки, преподаватель Василий Васильевич Попов обратил наше внимание на то, что большие колонны коринфского ордера, стоящие по периметру всего зала, отнимают у него около трети полезной площади. Вместе с тем колонны придавали залу особую торжественность. Василий Васильевич сознался, что эти декоративные колонны, как-то давно были поставлены по его проекту реконструкции зала. Тогда, говорил он, никто даже не стал сомневаться в правильности такого решения. Это был маленький эпизод лекции, но для меня он на всю архитектурную жизнь поставил задачу с достоинством следить в профессии за балансом пользы и красоты. А сколько таких эпизодов было за время учебы! Даже преподаватель высшей математики Семен Львович Грамм смог открыть для нас красоту и гармонию математических выкладок. Видели бы вы, как сияли его глаза, когда он нам об этом рассказывал. А чего стоили лекции по философии профессора Минасяна Артавазда Михайловича. Именно на них во мне выстроились представления о форме и содержании – главном вопросе искусства и архитектуры.
Прогуливаясь в Сочи по верхней набережной у гостиницы «Приморская» я неизменно вспоминаю Яна Андреевича Ребайна – автора проекта этой гостиницы. Его рассуждения о градостроительстве заложили во мне основы понимания ансамбля, комплекса, площади, магистрали, города. А как важны были лекции по начертательной геометрии, строительной физике, теоретической механике, сопротивлению материалов. Все это сильно пригодилось.
Свою первую сессию я сдал на «отлично», за что получил повышенную стипендию. Для бюджета рабочей семьи это было весьма кстати. Следующие сессии я уже вынужден был тянуть на «отлично», чтобы не падать с достигнутых высот. Кроме того, декан факультета назначил меня старостой группы, и мне следовало быть примером для остальных. Я не смел пропускать лекции, практические занятия и даже факультативы, таская с собой журнал посещаемости группы. Говорю же, «везло» мне на должности.
Пролетели замечательные студенческие годы, состоялась защита дипломного проекта на тему «Комплекс студенческих общежитий на 1500 мест для Новочеркасского политехнического института» и мне вручили диплом архитектора «с отличием». Встал вопрос о распределении молодых специалистов по городам и весям страны. Среди прочих была заявка на четыре молодых архитектора из сочинского «Черноморкурортпроекта».
— Почему по распределению Вы выбрали Сочи? Кто из коллег в Черноморкурортпроекте был наставником, поддерживал?
— В очереди на выбор места распределения я со своим красным дипломом стоял вторым. Первой в очереди была Ленинская стипендиатка, которая оставалась в институте для поступления в аспирантуру и поэтому, я мог выбрать для своего распределения любой город, имеющийся в списке заявителей. Места в Сочи были привлекательны тем, что обещалась квартира по льготной очереди и за них началась подковерная борьба. Девизом этой борьбы стало перефразирование Николая Островского, что жизнь дается человеку один раз и прожить ее нужно на курорте. Здесь надо сказать, что зимой, за полгода до этого, я женился на своей одногруппнице Людмиле. По этой причине нас с женой хотели отодвинуть с моего места в очереди. А кроме нас, в нашей группе образовалась еще одна семейная пара, которая была кровно заинтересована попасть в Сочи, так как парень в этой паре был сочинцем. Выиграть обеим парам в этой борьбе помог начальник отдела кадров «Черноморкурортпроекта», который приехал на наше распределение в качестве «купца». Он мгновенно смекнул, что имеет возможность взять в Сочи сразу четырех молодых специалистов, которым институт будет должен выделить всего одну квартиру по льготной очереди, так как местному парню квартира не требовалась. Это и перевесило. Вот так я оказался в прекрасном городе Сочи.
3 октября 1977 года я вышел на свой первый рабочий день в качестве архитектора. Начальник архитектурно-строительного отдела Зонального проектного института «Черноморкурортпроект» Василий Егорович Шашков определил меня в формировавшуюся тогда архитектурную бригаду Юрия Маиловича Вартанова. Я стал третьим членом этой бригады. Постепенно, по мере того как росли объемы проектных работ, наша бригада стала множиться. Преимущественно, в неё прибывали молодые специалисты.
В ту пору в институте был заведён порядок, при котором на стадии 10% и 30% готовности проекты обязательно рассматривались на архитектурной секции института. Это была замечательная школа профессионального мастерства, в которой на реальных примерах, для различных типов зданий и их комплексов опытные архитекторы, давали подробный анализ положительных и отрицательных его качеств и возможных вариантов решения проблем. Главный архитектор института Евгений Александрович Сердюков, проводивший заседания таких секции, всегда требовал присутствия на них всех архитекторов, и особенно это касалось молодых. По прошествии многих лет участники этих заседаний, ставшие уже опытными специалистами, всегда с большой благодарностью вспоминали то благотворное влияние, которое оказывали эти заседания на формирование их профессионального мировоззрения и мастерства. На таких заседаниях «мотал на ус» и я.
Великолепными примерами для начинающих архитекторов служили новации и широта взгляда при решении архитектурных задач, которые всегда демонстрировал в своем творчестве и суждениях об архитектуре Е. А. Сердюков. Каждая следующая его работа непременно несла что-то новое, ещё не совсем опробованное в практике строительства, но при этом, дающее выразительность и рационалистические преимущества. Сердюков всегда был примером трудолюбия в творчестве. В стенах института его никогда не видели в праздном состоянии. На его руках, а порой и на рукавах одежды, коллеги часто видели следы от карандашного графита. При этом он всегда отшучивался тем, что называл такие помарки на одежде алмазной пылью, намекая на то, что графит и алмаз — производные одного и того же минерала.
Примером, достойным подражания, а точнее следования, был для архитекторов «Черноморкурортпроекта» и Ян Афанасьевич Картаси. Если необходимо было бы его охарактеризовать предельно короткой фразой, то наиболее точной, пожалуй, была бы фраза: «Мистер — Архитектурное достоинство». Это не потому, что он старался выглядеть этаким франтом от архитектуры. Нет, франтами всегда выглядели его архитектурные планшеты. Свои работы Картаси оформлял мастерски, с уважением к своему труду. При этом он не прибегал к каким-то изысканным графическим приемам и материалам. Мягкий простой карандаш и чистая белая бумага были для него достаточными, чтобы создавать великолепные образцы архитектурных демонстраций. Безудержная фантазия позволяла ему делать бесконечные вариации простых геометрических форм. Любимой для него была самая идеальная форма — круг. Работавшие с ним конструкторы потихоньку роптали, разрабатывая сложные для конструирования круглые в плане здания. В шутку они часто договаривались между собой выкрасть у Яна Афанасьевича циркуль. Но все они непременно гордились тем, что им доводилось конструировать его архитектурные идеи.
Образцом скрупулезности, точности, рационализма в архитектуре был для начинающих архитекторов института и Виталий Илларионович Шавернев — профессионал до мозга костей, специалист с бесконечно глубокими знаниями в профессии. Он всегда учил молодых архитекторов подвергать подробному предварительному изучению любую, даже наизусть знакомую исходную ситуацию, перед тем как начинать эскизирование. Мир бесконечно многообразен, а с ним, говорил он, многообразны и неожиданности, подстерегающие нас в профессии, поэтому нельзя приступать к проектированию и фантазиям до тех пор, пока проблема досконально не изучена. Человек высочайшей ответственности, он, даже будучи тяжело больным, увольняясь для сложнейшего лечения, счел необходимым завершить в институте все свои проекты и другие дела до самой последней точки.
Безусловным примером для молодых архитекторов являлся архитектор-градостроитель Юрий Маилович Вартанов. Его кварталы, микрорайоны, группы зданий или комплексы являли собой пример здравого смысла, рационализма, композиционной выверенности. Еще на стадии эскизов он мысленно, пешком проходил по своим макетам-микрорайонам, ездил по ним на автомобиле, как бы проверяя их удобство и гармоничность организуемых пространств. В работе Вартанов был «само спокойствие». Даже при крайне сложных ситуациях ему всегда удавалось решать проблемы без конфликтов и напряженных отношений. Бригада архитекторов, которой он руководил, была в институте «Черноморкурортпроект» островком спокойствия, на котором легко и непринужденно работалось. По этой причине, за год до ухода на заслуженный отдых, о переводе в нашу бригаду попросилась специалист-дендролог Ася Сергеевна Васильева. Потом она часто повторяла: «Хоть перед пенсией потружусь в нормальной, мирной обстановке». Думается, что Юрий Маилович хорошо понимал важность внутреннего спокойствия человека при творческой работе. Как здесь не вспомнить крылатую фразу: «Служенье муз не терпит суеты..».
— Константин Федорович, Вы больше объёмщик или градостроитель в архитектуре?
— По мере того, как шло моё становление в архитектурном проектировании, я начал понимать, что у всякого здания должно быть соответствующее место, а место расположения здания диктует его облик и внутреннюю планировочную структуру. Нельзя говорить о достоинствах или недостатках архитектурного объекта до тех пор, пока он не будет поставлен на определенное место. Вот и получается, что впереди объемного проектирования должно следовать градостроительство. Именно так! Кем я себя ощущаю, в работе — объёмщиком или градостроителем? Всякий архитектор должен быть сначала градостроителем, а потом объёмщиком. В том и другом случае он оперирует пространствами и массами. Разница между ними лишь в том, какое место и сколько в их произведениях отводится человеку и природе. Как тут разделишь? Беда, если архитектор ощущает себя только объёмщиком. Так вот я думаю.
— Какие из проектов особенно запомнились?
— Для архитектора его проекты – как дети. В каждом их них остаётся частичка души и на каждый из них накладывается определённый отрезок жизни. Рассказать обо всём, что запроектировано, построено, придумано и пережито невозможно, поэтому выберу лишь некоторое. А выбор свой буду делать так, чтобы можно было что-то и показать из сохранившихся материалов.
Разработку проекта профсоюзное руководство поручило нашему институту и мы горячо взялись за дело. К эскизированию преступили сразу несколько архитекторов с тем, чтобы можно было выбрать наиболее удавшийся вариант для дальнейшей разработки. Но из всех наработок решено было выбрать для представления краснодарскому начальству не один, а сразу три варианта, которые посчитали самыми удачными. В их число попал и мой вариант.
Здание курортного объединения располагалось на месте Блошиного рынка, рядом с существующим Автовокзалом. Особой ответственностью в этой работе было то, что все происходило на Привокзальной площади, где «царствовал» шедевр Алексея Николаевича Душкина – железнодорожный вокзал, памятник архитектуры, признанный в 1975 году лучшим вокзалом Европы. И скажите мне, у кого от такой ответственности не подкосились бы ноги? В этом деле своё плечо подставил мне главный архитектор института Е.А.Сердюков. Он повёл меня на Привокзальную площадь и там стал рассуждать о её ансамбле, пропорциях, характере и роли окружающих зданий и о необходимости собрать их в единый ансамбль. Мы стали искать решение, макетируя всю площадь. Для меня это был ценнейший опыт подхода к проектированию одного здания, как части градостроительного ансамбля. Евгений Александрович высказал идею пристройки дополнительного объема к зданию гостиницы «Чайка», чтобы создать на площади вместе со зданиями: автовокзала, билетных касс, универмага и проектируемого курортного объединения, подкову объемов единой высоты, сопоставимой с частями железнодорожного вокзала, расположенными на его флангах. Такой приём, как мы надеялись, должен был «собрать все здания» в единый ансамбль.
Задачей объекта было благоустройство узкой полоски территории между Аллеей Челтенхема и рекой Мацеста на протяжении, примерно, трехсот метров от автомобильного моста через реку Мацеста на Новой Мацесте в сторону Средней Мацесты. В то время я проживал в своей квартире на Средней Мацесте и место проектирования знал хорошо, потому что ежедневно, по пути на работу и обратно наблюдал этот участок на всём его протяжении. Но, памятуя о советах старших товарищей-архитекторов, вышел на место для изучения ситуации. В качестве исходных материалов у меня была только топографо-геодезическая съемка. Проект детальной планировки (так в то время назывался Проект планировки) на район Мацестинской долины тогда отсутствовал. Я помнил о том, что, занимаясь частью, нужно хорошо себе представлять целое, а в ситуации отсутствия целого, его нужно было как-то спрогнозировать. Пройдя пешком от моря до Старой Мацесты, я понял, что нужно рисовать сначала благоустройство всей долины целиком. Фантазии налетели со всех сторон и мысли помчались, как угорелые. В результате родилась общая схема благоустройства долины, которой я остался вполне доволен. Значительно позже, когда в долине, то там, то сям стали возникать различные строения, грубо ломающие выстраданную схему, мне было обидно это видеть. Люди! Ну что ж вы так! Беда, если правая рука не знает, что делает левая. А таких ситуаций в жизни пришлось наблюдать великое множество.
Территория пионерского лагеря «Ласточка» располагалась в узкой живописной долине, выходящей к морю. В состав комплекса, включая его хозяйственную зону и пожарное депо, входило более девяноста различных зданий и сооружений. Трудность состояла в том, чтобы не заполонить таким количеством объектов тесное пространство долины и не убить в ней ее природную прелесть.
Этот объект является очередным примером того, как, прежде чем нарисовать пятно застройки клуба-столовой, нужно было хорошо представить всю перспективу развития санатория. Необходимо было решить, где расположить и как сконфигурировать объемы спальных корпусов, лечебный корпус, административно-приемный блок, обеспечив им хорошую взаимосвязь и зонирование всей территории. Только после этого, местоположение и форма здания клуба-столовой могла быть нарисована понятной и логичной. Разумеется, общие решения генерального плана санатория прорисовывались в увязке с существующим рельефом и ландшафтом в целом.
Определенный интерес в работе над этим объектом составила сложность отведенного участка, который был расчленён двумя оврагами. Эта трудность породила идею спрятать в оврагах объемы культурно-бытового назначения комплекса, что позволило, кроме прочего, получить большие эксплуатируемые кровли, на которых разместились спортивные площадки и прогулочные аллеи, которые на существующем рельефе разместить было затруднительно. При этом, более благоприятные участки территории были отведены под спальный корпус и гостевые коттеджи. Особой заботой проектирования было сохранение трехсотлетней липы – ровесницы Александра Сергеевича Пушкина, которая произрастает на участке.
Маленький объект, расположившийся на обособленном участке санатория, не был отягощен необходимостью следовать контексту существующей застройки. Цепочки сблокированных гостевых коттеджей сосредоточились у общественного блока, обеспечивая удобную функциональную связь. Чтобы масса общественного блока не довлела над мелкоштучной россыпью коттеджей, его было решено расчленить на несколько объемов, скомпоновав их вокруг открытого дворика.
Задача размещения гостиницы в зоне шумового воздействия железной дороги, на участке возможного подтопления водами реки Лоо, на маленькой площади составила определенную трудность. Однако, из своей практики могу определенно утверждать, что в таких ситуациях получаются более интересные решения, чем в условиях малых ограничений. В данном случае в гостинице удалось разместить: номера, ресторан, СПА-центр с открытым бассейном, автостоянку, тренажерный зал и спортивную площадку на кровле.
На участке по улице Войкова, расположенном у подножия церковной горки, была поставлена задача разместить большой комплекс с офисом авиакомпании «Авиаприма», экскурсионным бюро, билетными кассами, рестораном, кинозалом, гостиницей, магазинами и прочими функциями для обслуживания отдыхающих. Было решено врезать это большое здание в склон, так, чтобы оно читалось стилобатом церковной горки, не создавая визуального препятствия при взгляде на собор Михаила-Архангела со стороны площадь перед морским вокзалом. Весь объем здания был поэтажно террасирован так, что создавалось впечатление, будто сам рельеф склона понижается, приближаясь к площади. На перепадах террас были устроены зигзагообразные ленты верхнего освещения, позволяющие осветить естественным светом глубинные части здания. Над верхней террасой, с сильным смещением в сторону Курортного проспекта, как бы прячась за здание ЗАГСа, серповидным объемом располагалась гостиница. Комплекс пронзала пешеходная лестница, поднимающаяся от улицы Кооперативной к сохранившейся части стены Александрийского форта, где на площадке перед ней предполагалось разместить большой макет форта, отлитый из бронзы. Макет, в комплексе с фрагментом стены был бы интересным объектом туристического показа. Вдоль комплекса, от здания ЗАГСа к пляжу «Маяк» организовывалась пешеходная галерея с перголой для вьющейся зелени.
По просьбе генерального директора и художественного руководителя Сочинского цирка Мстислава Михайловича Запашного, на территории, где располагалось здание цирка, был предложен вариант размещения дельфинария, который предполагал минимальное вмешательство в объемно-пространственную композицию существующего здания и минимальное вторжение в его планировочную структуру. Чтобы не увеличивать этажность здания, узким фасадом обращенного на Курортный проспект, было решено заглубить под землю два его этажа, в которых размещался паркинг столовая и технические помещения.
Проект реставрации предполагал полное сохранение внешнего вида дачи В. А. Хлудова в парке «Ривьера», задуманной архитектором Л. Н. Кекушевым и построенной в 1896 году. Данное решение не было реализовано, а позже, по неизвестно кем выполненному проекту, взамен снесенного памятника архитектуры был построен объем увеличенной этажности, и обросший несвойственными пристройками. Памятник архитектуры был полностью утрачен.
Архитектурный образ строился на ассоциациях от фюзеляжа летательного аппарата, пронизывающего облачное небо. С этой целью выявлены нервюры цилиндрического покрытия, как конструкции корпуса самолета и беспорядочно разбросанные в нем окна, уподобляющиеся облакам. А вот необычная история здания. Этот объект разрабатывался на участке, рядом со строительной площадкой, на которой в тот момент уже возводился жилой дом, состоящий из нескольких разноэтажных блок-секций в 15-20 этажей. По логике взаимоувязки архитектурных объемов нашему дому отводилась роль дополнительного элемента образующегося комплекса. В этой связи его архитектура буквально копировала своего соседа. Разработка нашего дома, а затем и строительство шли своим чередом, тогда как соседняя стройка неожиданно застопорилась. Наш жилой дом благополучно был достроен и сдан в эксплуатацию, но соседнее строительство так и не возобновилось. Следует отметить, что качество строительства на этой стройке было крайне низким. Прогибы перекрытий были видны невооруженным глазом, а в отдельных местах стен виднелись непробетонированные участки, наспех заделанные штукатурным раствором, который, будучи крайне малой плотности не мог даже защитить арматуру от влаги, не то чтобы выдерживать нагрузки. Простояв несколько лет, не законсервированные конструкции пришли в негодность, и возведенные секции были снесены. Так, подчиненный элемент ансамбля остался, а основной его элемент перестал существовать.
Разработка пансионата велась с большим энтузиазмом. От Центробанка, который выступал заказчиком, я вправе был ожидать опытного и умелого подрядчика. Хотелось увидеть качественное исполнение задуманного, но ожидания мои не оправдались. К моему удивлению в спорах заказчик принимал не мои аргументы, а отговорки строителей. Далее, по требованию заказчика подрядчик стал самовольно вносить изменения в проект и мы окончательно разругались. Печально…
Мы с сыном оба «близнецы» и сотрудничать нам вдвоем легко, как мне кажется. Жилой дом является вариацией объемного решения, ранее разработанного и построенного жилого дома на улице Пионерской. На мой взгляд, такая пластика архитектуры была бы более интересна, чем та, что была реализована ранее. Коттеджная застройка в целом получилась, но в работе меня не покидала мысль о том, что данную территорию рациональней было бы использовать под многоэтажное строительство. А вот ответом этому сомнению был бы Проект планировки.
Изначально для этого объекта требовалось запроектировать лишь ресторан, который предполагалось вынести из здания башни на прилегающую территорию, чтобы вернуть ей первоначальный вид при реставрации. Вокруг башни растет лес, а по данным геологии всюду простираются твердые известняки, повсеместно выходящие на поверхность. Рубить лес и разрабатывать известняки под новое местоположение ресторана не поднялась рука. Но вдруг обнаружилось, что площадка, расположенная перед башней, покоится на насыпных грунтах, с помощью которых она и была образована. Тут то и осенила мысль, зарыть ресторан под площадку. Такое решение давало возможность визуально спрятать ресторан, не нарушая охранных условий памятника архитектуры, сохраняло все деревья вокруг и упрощало работы нулевого цикла при строительстве, имея дело с насыпными грунтами, пусть и слежавшимися, а не с прочными известняками. Кроме того, оно обеспечивало хорошее функциональное зонирование, разделяя между собой аллею, террасы ресторана, загрузочную зону ресторана, вход для посетителей ресторана и вход для персонала ресторана. Еще, расположение здания на хребтовой части рельефа позволяло обеспечить ему, врытому в землю на всю высоту, естественное освещение помещений, как с горной, так и с морской стороны.
По моим представлениям, невозможно было размещать ресторан, не представляя себе общую картину комплекса. Однако, картина эта сама по себе нарисоваться не собиралась, поэтому мне пришлось разработать предложение по организации всей прилегающей территории. Какое это удовольствие, проектировать от души и для души.
Основная задача архитектурного решения комплекса состояла в том, чтобы хорошо подготовить встречу гостей комплекса со зрелищем, открывающимся со Cмотровой башни. Очевидно, что существующая аллея, ведущая к башне, скорее напоминает просеку в лесу, чем путь предвкушения зрелища.
Эскизным проектом предлагалось, на месте существующей площадки перед башней и части подъездной дороги от автомобильной стоянки до башни, организовать торжественный подход в виде широкой прямой аллеи, протяженностью около двухсот метров, ориентированной на композиционную ось башни. Такая аллея была призвана собрать в единый комплекс все существующие и проектируемые здания и сооружения вершинной части горы Большой Ахун, примыкающей к башне, и четко обозначит направленность движения пространства и посетителей к главному элементу комплекса – Смотровой башне.
Начало аллеи, у автомобильной стоянки, предлагалось акцентировать скульптурным элементом (поз.12 на генплане) — бюстом архитектора С. И. Воробьева, автора проекта Смотровой башни, подарившего городу объект, ставший одним из его символов, в знак благодарности от жителей и гостей Сочи.
Далее, аллея направлялась к башне через седловину естественного рельефа по эксплуатируемой кровле здания, врезанного в эту седловину. При этом для человека, идущего по аллее, присутствие здания под его ногами могло даже не подозреваться. В здании (поз.10) предлагалось разместить музей Кавказа, который собрал бы в себе различные экспозиции минералов, флоры, фауны, этноса, фольклора, памятников природы, минералов, пещер, озер, истории, палеонтологии Кавказа. Сюда задумывалось переместить все экспонаты, размещенные сейчас в Смотровой башне. По соседству с музеем, также в седловине предлагалось разместить верхнюю станцию канатной дороги (поз. 11) через которую к началу комплекса и к началу движения в сторону башни туристы прибывали бы из долины реки Агура, от ресторана «Кавказский аул» и поляны Высоцкого.
Местоположение станции, как здания достаточно высокого, выбрано в данном пониженном месте рельефа не случайно с тем, чтобы станция не возвышалась над ландшафтом и не оспаривала со Смотровой башней, доминирующей роли в комплексе. Кроме того, это место было удалено за пределы охранной зоны памятника архитектуры.
Преодолев седловину, главная аллея меняла свою ширину и проходила мимо существующей шашлычной «Прохлада» (поз.9). Напротив шашлычной располагалась беседка (поз. 7). Оба эти сооружения (шашлычная и беседка), акцентировали уширение главной аллеи, организуя на ней небольшую площадь. Беседка, кроме места отдыха могла быть еще и эстрадной площадкой, на которой выступали бы различные эстрадные коллективы и оркестры, а площадь при этом служила бы зрительным залом под открытым небом.
Далее аллея попадала уже в зону притяжения башни. Этот ее участок выдержан в строгих формах и отмечен рядом фонарей, асимметрично делящих ее пространство в продольном направлении на две неравные зоны. Столбы фонарей придавали торжественность движению, а также служили вентиляционными шахтами ресторана. Под этим участком аллеи был запроектирован ресторан Кавказской кухни (поз.1) с летними благоустроенными террасами, расположенными слева и справа от аллеи, ниже по склонам (поз.2). Эти террасы украшены альпинариями, ручьями, водопадами, каменными парапетами, мостиками, перголами с вьющейся зеленью и цветочными вазами. Для спуска с уровня аллеи на летние террасы ресторана предусматривались каменные лестницы по грунту.
Еще нужно отметить, что в составе комплекса предусматривалась стоянка для легковых автомобилей и туристических автобусов, зона технических зданий и хозяйственный подъезд. Поскольку, комплекс агентства воздушных сообщений «Авиаприма» у подножья церковной горки в 1994 году не состоялся, то мне довелось проектировать на этом месте улицы Войкова еще раз. Теперь это было здание Сберегательного банка. Затея городского руководства разместить его на подходе к Центральному пляжу курорта меня сильно озадачила.
Мне кажется, «Авиаприма», с ее курортной направленностью была бы здесь более уместна. Но как можно отказаться от места, к которому еще в прежней работе прилип душой. Моя принципиальность здесь даже не пикнула. Я согласился проектировать на этом месте и банк. Конечно, основная идея террасирования врезанного в рельеф объема перекачала сюда из «Авиапримы», правда, в сильно измененном виде. Еще я сохранил на всем протяжении здания перголу для зелени, идущую от ЗАГСа к пляжной зоне, а также пешеходный подъем к собору Архангела Михаила и смотровую площадку перед фрагментом стены форта Александрия с макетом форта. Разумеется, чтобы не пересекать пешеходное движение к пляжу, поднял автомобильный проезд по улице Несебрской на эстакаду, как это было и в «Авиаприме». Что из этого получилось – смотрите, судите, а я буду двигать свое повествование дальше. Данный объект я разрабатывал с Иваном Бакулиным – молодым, талантливым архитектором, который в то время только перебрался к нам в институт с севера. Работая с большим удовольствием, мы разродились сразу несколькими вариантами, каждый из которых был дорог нашим сердцам и вполне мог быть реализован, даже те из них, что легли на бумагу только в легких эскизных набросках. В одном из вариантов предполагалось, что здание гостиницы, стилизованное под отвесную скалу с мощной горизонталью верха, будет удачно контрастировать с волнистым и неспокойным горизонтом окружающих гор.
Иногда мы с сыном делаем что-то сообща и это один из примеров такого «сообща». Как я уже говорил, нам легко придумывать вместе. Мы не навязываем друг другу своего мнения до хрипоты. Совпадает – хорошо, а не совпадает, значит не судьба.
Это тоже наша разработка, совместно с Иваном Бакулиным. Кроме того, решениями генплана занималась Ольга Шарипова. Работать с этими ребятами мне всегда было приятно, комфортно и продуктивно. Талантливые ребята. Проектирование жилых домов для персонала, волонтеров и сил безопасности Зимней Олимпиады на улице Тепличной проходило в условиях дикой гонки, постоянных совещаний, криков и стонов. Тягостное впечатление…
Уже перед самой пенсией в моей практике случился эпизод, который меня немало опечалил. К нам в институт обратился представитель образовательного центра «Сириус», который принес планшет с эскизом размещения спортивно-развлекательного парка, расположенного на участке перед хоккейным дворцом «Шайба» и тренировочным катком в Олимпийском парке Сочи. Представитель сообщил, что нам нужно будет «лишь придумать» архитектурный облик тентовых навесов, размещённых на схеме между Олимпийским проспектом и морским пляжем. Мгновенного взгляда на его планшет было достаточно, чтобы увидеть явную дисгармонию в организации проектируемой территории. Огромный, саблевидный объём тентов, сдвинутый относительно оси существующего ледового дворца «Шайба» и тренировочного катка как-то набок, закрывал собой всю остальную территорию парка от моря. В центре парка оставалась открытой существующая автостоянка, полностью разрушая композиционное ядро комплекса. Примитивный объём существующего тренировочного катка оставался открытым со стороны Олимпийского проспекта, будучи явно непригодным для формирования его застройки. На территории напрочь отсутствовало функциональное зонирование.
Чтобы не травмировать представителя «Сириуса» своими замечаниями по поводу принесённой им схемы, я промолчал, твердо решив исправить выявленные мною недостатки.
Была разработана новая схема генплана, основными принципами которой стали:
- зонирование территории (плоскостные сооружения расположились у моря, а здания – у тренировочного катка,
расположение зданий по отношению к морю на втором плане территории, чтобы они не заслоняли собой морскую панораму для остальной территории, - маскирование невыразительного существующего здания тренировочного катка проектируемыми зданиями так, чтобы организовать приемлемый вид застройки, выходящей на Олимпийский проспект,
- организация удобных, безопасных пешеходных выходов от проектируемых зданий и автостоянок в зону спортивных площадок по пешеходным мостикам над Олимпийским проспектом (поз.15) и далее, над спортивными площадками к морской набережной,
- нормативная ориентация на север-юг всех спортивных площадок, а также футбольного поля и его трибуны,
- закольцовывание проектируемых велодорожек с существующей общегородской приморской набережной в единую систему,
- разделение пешеходных и транспортных потоков,
- организация удобных хозяйственных подъездов к тыльным сторонам проектируемых зданий, изолированных от главных фасадов зданий (поз.31),
- расположение проектируемых зданий (поз.9-13) над автомобильными стоянками для экономии территории и пространства.
Когда я показал новую схему генерального плана спортивно-развлекательного парка представителю «Сириуса», он сконфузился и стал объяснять мне смысл архитектуры на примере собора Василия Блаженного и усыпальницы Тадж-Махал. Дескать, оба эти здания несут культовую функцию, но архитектура у них разная. Иными словами, мне следовало, по его мнению, заниматься не схемой генплана, а другой архитектурой для его схемы. Услышав это, я ужаснулся. Человек оказался не способен воспринимать аргументы здравого смысла, а ему доверили заниматься организацией спортивно-развлекательного парка, да ещё в столь ответственном месте. Беда! А сколько ещё таких «представителей» суетятся по всей России.
— О каком проекте мечтали в жизни? Какие нереализованные проекты могли украсить город?
— Была ли у меня мечта о проекте, который хотелось бы разработать? Наверное, нет. За всю карьеру довелось работать над множеством объектов различной типологии и объёма, так что мечтать о чем-то еще не было необходимости. Хватало и того, что предложила мне реальная работа. А что из нереализованных проектов могло бы украсить наш город, мне самому определять будет нескромно. Скажу только, что хотелось бы увидеть осуществленными, например, комплекс «Авиаприма», комплекс у смотровой башни «Ахун», да и многое другое, во что вложил душу.
— Какие плюсы и минусы есть в профессии архитектора?
— Если рассуждать о положительных и отрицательных сторонах профессии архитектора, то положительные стороны попрут как из рога изобилия, а вот отрицательные нужно будет выдумывать. Вот посудите сами. Архитектор в своей работе должен одновременно быть художником, строителем, философом, провидцем, социологом, экономистом, оратором, политиком. И .В. Сталин называл архитектора государственным деятелем. Так оно и есть. Перед архитектором постоянно возникают задачи общественной важности, и решать их нужно ответственно и безошибочно. Каждая линия, проведённая архитектором на бумаге, может обернуться для общества, как благом, так и проблемой. Словом, не заскучаешь. Что же из отрицательного? А то, что когда работа не удалась, а пенять не на кого. Тут как тут угрызения совести, муки, пепел на голову. Однако, это не отрицательная сторона, а пилюля.
Про работу архитектора есть один замечательный анекдот: «Попадает архитектор на небеса и Петр, встречая его у ворот, предлагает ему самостоятельный выбор. Пойти в любую из двух дверей, так как жил он без греха, весь в трудах.
— А можно я сначала посмотрю, что там за дверями – спрашивает архитектор.
— Можно, смотри, – говорит Петр.
Открывает архитектор двери ада и видит, как его коллеги там с криками и стонами пытаются к сроку выпустить объект.
— О нет, я этого за свою жизнь насмотрелся – говорит архитектор.
Открывает он двери рая и видит точно такую же картину выпуска объекта в мучениях.
— Господи! А в чем же разница?! – восклицает архитектор.
— В раю успеют к сроку — поясняет ему Петр».
— Расскажите о своей семье, кто продолжает профессию.
— К моей радости, моя семья — это целая архитектурная бригада. Моя жена, покинувшая этот мир, была архитектором, мой сын – архитектор, моя дочь – архитектор, моя невестка – архитектор, мой старший внук учится на архитектора, моя вторая жена – архитектор. Вот такое у меня богатство!!! В детстве к миру искусства и архитектуры была больше склонна дочь Юлия, однако сын Алексей неожиданно, тоже выстрелил в этом направлении. Так распорядилась Небесная канцелярия. По моим наблюдениям жизни, человек появляется на свет таким, каким его определил Господь, а усилия родителей по воспитанию чада, это лишь маленькие крупицы. Младшая внучка Ярослава подавала надежды в рисовании. Я с энтузиазмом её подбадривал, но вдруг всё пошло прахом. Увлеклась скалолазанием. Господи, ну какая связь?
— Были ли в жизни случаи принятия компромиссных решений. Что для Вас общественная работа?
— Были ли у меня случаи принятия компромиссных решений? Этого в работе архитектора всегда в избытке. Без компромиссов у нас шагу невозможно шагнуть. Будешь всё время гнуть свою линию, возвышаясь гранитным утесом, жизнь станет обтекать тебя со всех сторон. Так и останешься гордым, непоколебимым и бесплодным.
В 2013 году коллеги в Союзе архитекторов поручили мне вести работу Архитектурной секции Градостроительного совета. Это была очень полезная и нужная для города затея, которая обеспечивала внимательное отношение к градостроительству в Сочи.
Около двух десятков архитекторов-профессионалов подвергали подробному анализу проектные решения предполагаемого строительства на курорте. Наше мнение было надежной основой для архитектурных и градостроительных решений, принимаемых главным архитектором города.
Кроме того, заседания Архитектурной секции происходили открыто, со свободным доступом всех желающих, что придавало ее работе публичность, положительным образом воспринимаемую населением. Очень ценным обстоятельством в работе Архитектурной секции было и то, что наши заседания являлись великолепной школой для молодых архитекторов, в которой им передавался опыт проектирования в самых разных градостроительных условиях. Даже опытные архитекторы на наших заседаниях обогащали друг друга идеями и подходами в решении возникающих проблем проектирования.
— Остается ли в жизни место для хобби?
— Архитектура в моей жизни была и остается главной страстью. Ежедневно в моем пенсионном расписании дня есть время для архитектурных новостей, которые появляются на просторах интернета. Замечательный инструмент распространения информации!
Еще мне нравится вырезать что-нибудь на морских камушках. Для этого я сделал из швейных иголок несколько резцов, которыми и орудую. На пляжах подыскиваю подходящие голыши, рисую что-то на них и потом процарапываю. Все что, получается, раздаю друзьям и знакомым. Это увлечение пришло как воспоминание об архитектуре Древнего Египта, которую я изучал в институте. На лекциях профессор Л. А. Смирнов рассказывал нам о египетских артефактах, в которых древние ваятели с помощью углублений в камне получали тень, свет и полутень. Но столь скудная палитра давала великолепные результаты.
Сильное впечатление оказывает на меня посещение водопадов и горных рек, коих в окрестностях Сочи множество. Это еще одна страсть. В работе водных потоков скрыта сила вечности, в течение которой, песчинка за песчинкой прорезаются и шлифуются огромные камни, пасующие перед мягкой настойчивость водных потоков. Когда начинаю говорить о природе, непременно тянет на пафос.
Еще мне нравится бильярд. Игра тонкая, требующая идеального глазомера, выдержки, чувства меры (все, как и в архитектуре). Из увлечений должен отметить и настольный теннис, который дает возможность иногда взболтнуть организм, сопротивляющийся наступающим годам. Конечно, это далеко не все, чему радуется душа. Коллекционирую репродукции живописи, графики, кузнечного искусства, скульптуры, художественной. Еще, коллекционирую металлические фигурки-символы городов. На пенсии есть время.
— За что переживаете и что бы изменили в законодательстве?
— Значительная часть моей практики в архитектуре пришлась на Советский период. Именно тогда сформировались мои представления о системе проектирования. А потом грянули общеизвестные перемены, и я стал свидетелем иной организации проектного дела. У меня появилась возможность сравнить эти системы. Глубоко убежден в том, что советская система была значительно сильнее. Проектированием занимались крупные институты, в которых накапливался опыт, сосредотачивалась информация, работала система обеспечения качества, выращивались и набирались опыта кадры. Молодой специалист в институте рос под присмотром опытных специалистов. Общаясь с инженерами смежных профессий, он получал полное представление о всей системе проектного дела и вовлеченных в неё специалистов. Проектные институты были способны комплексно решать любые задачи. Именно такую систему проектирования нужно было развивать, а не заменять её мелкоштучными конторками и мастерскими узкого профиля. Разобщенность таких конторок, их шкурные интересы раздробили мощную систему проектирования, и она сильно ослабла. Возразите мне кто-нибудь!
Ещё одной бедой в нашем деле стала изменённая нормативная база. СНиПы потеряли конкретику, в них появилось много ссылок на разные СП, ВСНы, законы, регламенты, ГОСТы. Пока по этим ссылкам докопаешься до нужной информации, забудешь, зачем она тебе была нужна. Попробуйте воспользоваться, например, противопожарными нормами. Это же «ПОЛНОЕ СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ»! Такая система нормативов очень усложняет работу проектировщикам и порождает много ошибок в этой работы. А Градостроительный кодекс?! Тоже отдельный и длинный разговор не в пользу документа.
— Вы долгое время являлись членом Градостроительного совета. Как улучшить его работу?
— Что касается работы Градостроительного совета Сочи, хотел бы сделать следующее обращение:
«Уважаемые члены Градостроительного совета, оценивая проекты, предназначенные для городской застройки, мы опираемся только на градостроительные параметры, записанные в ПЗиЗ. Считаю данный подход к регулированию градостроительной деятельности ошибочным по следующим причинам:
- согласно пункта 2, части 1.2, ПЗиЗ, данные Правила являются документом градостроительного зонирования. Для регулирования процессов городской застройки ПЗиЗ не предназначены,
- для любого конкретного участка, расположенного в той или иной территориальной зоне, ПЗиЗ предоставляет длинный перечень разрешенных в этой зоне типов зданий и сооружений, не заботясь о том, какие именно здания и сооружения из этого перечня требуются на данном участке для застройки района в целом, с учетом его комплексного и перспективного развития, ПЗиЗ не регулирует компоновку всех элементов застройки;
- не занимается расчетами требуемой мощности зданий; компоновкой и расчетами объектов культурно-бытового и социального обслуживания;
- не занимается вопросами транспортной обеспеченности территории, параметрами улиц, дорог, стоянок; компоновкой и параметрами инженерных сетей;
- схемами инженерной защиты территории;
- схемами благоустройства и озеленения,
все вышеперечисленные задачи решаются в Проектах планировок, которые отсутствуют для подавляющего большинства территорий города Сочи, лишая их инструмента регулирования застройки, именно по этой причине у градостроительного совета, руководствующегося только ПЗиЗ, возникают совершенно неправомочные вопросы к частному застройщику о детских садах, о школах, о транспортной обеспеченности проектируемого здания и т.п.
Согласно пункта 2.3 «Инструкции о порядке разработки, согласования, экспертизы и утверждения градостроительной документации» (СП 111.13330.2011) проекты планировок относятся к градостроительной документации муниципального уровня. В соответствии со статьей 8 Градостроительного кодекса подготовка и утверждение документов территориального планирования муниципального уровня относится к полномочиям органов местного самоуправления. Да, заказчиком проекта планировки может выступать и крупный застройщик, у которого будет к этому коммерческий интерес. Однако, это не значит, что любому застройщику, который имеет намерение что-то построить на своем участке, можно навязывать разработку Проекта планировки или проекта КРТ (как его части). Особенно это проблематично на уже застроенных территориях.
Здесь нужно отметить, что границы территорий, на которые следует разрабатывать проекты планировок, должны быть намечены и утверждены в ПЗиЗ. Это нужно для того, чтобы заказчики и разработчики Проектов планировок руководствовались именно этими границами, а не назначали бы их по своему усмотрению, включая или исключая из них выгодные или невыгодные для себя территории.
Сочинская организация Союза архитекторов России многократно обращала внимание Администрации города на проблему Проектов планировок, но для решения этой проблемы не предпринимается никаких действий уже не один десяток лет.
Учитывая изложенное, считаю первоочередной задачей Градостроительного совета города Сочи инициативу, направленную на решение проблемы разработки Проектов планировок. Без этой градостроительной документации мы не сможем добиться порядка в застройке города».
— Как профессионал, что бы изменили в городе?
— Всякий раз, когда я еду вдоль моря по железной дороге, мне хочется спрятаться, чтобы не видеть жуткое состояние прибрежной зоны. Со стороны моря неухоженная пляжная полоса с фрагментарными попытками придать ей, хотя бы, какое-то приличие. А чего стоят длинные здания, построенные прямо на пляже. Как такое стало возможным? Со стороны гор картина еще хуже, так как на пляже, если сильно сосредоточиться, то еще можно навести порядок. А вот со стороны гор беспорядочная застройка на всем протяжении берега состоит, в основном, из капитальных зданий, которые станут ветхими только через 100-150 лет. И все это время людям предстоит «любоваться» на этот шанхай.
Да, можно поехать вдоль моря ночью, но темень и отсутствие освещенности прибрежных территорий тоже мало радует. Впечатление, будто едешь по непроглядной глуши. Как теперь все это исправить? Думаю, что убрать железную дорогу с прибрежной полосы было бы хорошим началом. На первых стадиях можно было бы решить проблему раскрытия долин рек и их выходы к морю. Для этого нужно заменить железнодорожные насыпи отсекающие долины от моря ажурными эстакадами. В качестве примера такого решения можно отметить город Сухум, Республики Абхазия, где железная дорога в пределах города поднята на эстакаду. Да, это было бы половинчатым решением глобальной проблемы, но ландшафтные и потребительские характеристики речных долин резко бы улучшились.
Сейчас функциональные связи между частями города, расположенными по обеим сторонам железнодорожной насыпи, осуществляются по утилитарным «проколам», не радующим ни глаз, ни душу. Жители и гости курорта вынуждены идти к вожделенному морю не по широким тенистым бульварам с пальмами и фонтанами, а мимо скучной частной застройки, заполонившей территории перед железнодорожной насыпью. Затем они прошмыгивают через проколы под железной дорогой, вперемешку с автомобильным транспортом, устремляющимся в те же проколы. Такое положение дел становится уже не просто вопросом удобства, красоты или безопасности, а превращается в вопрос человеческого достоинства.
