Раньше я бывал в Абхазии, в основном, как турист-исследователь. Года два назад побывал в Пицунде, но до Сухума тогда не доехал. Хотя первый раз был в Сухуме ещё в 1990-е. Или только в 1990-е, потому что в советское время Абхазия была для богатых. Но прошёлся по городу первый раз только в конце прошлого года. Удалось посмотреть, почувствовать, пообщаться с людьми, увидеть новых и старых горожан. Было интересно.
Сейчас город находится в очень странной фазе. Стало понятно, что развал Советского Союза и война до сих пор не отрефлексированы. Официально она окончена, но все фотографии, посвящённые 25-летию освобождения, вся социальная реклама связана с кадрами с войны. Очень много мемориальных табличек, знаков павшим, участвовавшим, защищавшим. Они, конечно, должны быть, но не только они. За 25 лет в городской среде города очень слабо проявлена мирная жизнь. В самом центре Сухума много разрушенных и заброшенных объектов.
То есть ощущение незаконченности войны присутствует и в ментальном пространстве, и в физическом. Мы обсуждали с горожанами отрефлексирована или нет война. Кто-то говорил, что да, отрефлексирована и всё, что можно, о ней уже сказали. Но большая часть людей считает, что тема достаточно табуированная, так как всё ещё живы те, кто воевал и те, кто потерял родных. Поэтому тема войны всё ещё актуальна и это приводит к тому, что жители ещё не до конца понимают, что такое мир. С этой точки зрения, мирная повестка в виде, например, стратегии развития города, кадастрирования земель (в Сухуме нет кадастра) всё ещё никак не выйдет на первый план.
Да, боевые действия не ведутся, но война как состояние продолжается. И мне кажется, что для постсоветского пространства характерно отсутствие на уровне государства, политиков, сообществ публичной попытки разобраться. Не обвинить кого-то, упрекнуть, а просто разобраться, как начать жить. С чего начать жить? Все всё время чего-то ждут. Наверно, Абхазия долгое время ждала какого-то сигнала от России: сначала признания независимости, потом каких-то инвестиций. Но ожидание длится уже долго.
Ситуация перманентной недорефлексированности свойственна для всего постсоветского пространства. В Молдавии примерно те же ощущения. Хотя там давно уже идёт мирная жизнь, но пока никуда не выйдет. Хотя там уже предпринимаются попытки конструирования своего будущего, его обсуждения. Здесь же, в Сухуме, пока разговоры о стратегии не ведутся. Абхазам пока нужны конкретные цели, которые можно пощупать. Возможно, пока им не хватает компетенций отмодерировать все группы влияния и эти цели опубличить.
Понятно, что война породила трофейную экономику. То есть не экономику капитала, когда ты вкладываешь, зарабатываешь, накапливаешь, передаёшь, а когда всё досталось как трофей или всё можно получить как некий трофей: либо силой, либо ситуационным маркетингом. В связи с этим мало кто отдаёт себе отчёт, что такое собственность и мало кто понимает, как эта собственность появляется. И, соответственно, нет никаких элементов управления. Потому что отсутствует даже такой базовый принцип как кадастр: чья это собственность? сколько ты за неё платишь налогов? Вроде бы это здание муниципальное, но нужно поговорить с человеком, которому на самом деле это здание принадлежит, потому что он — герой войны и это его.
И эта теневая экономика сдерживает всю креативную экономику. Если нет среднего бизнеса, который строится на управлении активами и капиталами, то, соответственно, не появляется креативная экономика. Хотя в Абхазии есть креативный класс: архитекторы, культурологи, продюсеры, журналисты, маркетологи, дизайнеры, даже айтишники. Но нет креативной экономики. Все они живут в очень странной жёсткой экономической модели: борются за каждый заказ. Пытаются что-то развивать. Но пока это всё только попытки.
В рамках второго блока Урбанистического форума мы сделали анализ города, провели рефлексию самих участников. Стало понятно, что без публичной рефлексии экономические процессы не запустить. Тогда родилась идея провести фестиваль современного искусства для поднятия сложных тем в публичном пространстве. Это позволит найти ответ на такие важные вопросы как: что такое Абхазия? что такое город? какой Сухум нужен Абхазии? какую функцию он должен выполнять? кто такие горожане?
Война же породила ещё и отток населения из Сухума: греки уехали в Грецию, евреи — в Израиль, кто-то уехал в Сочи. Этот отток городского населения породил вакуум, в который приехали люди, в основном, из сёл. Многие участники форума говорили, что сейчас Сухум — это большая деревня, которая живёт по законам села и по сельским традициям: свадьбы, похороны — это всё ритуальные истории и они имеют наивысший приоритет перед городскими процессами и сценариями.
Остались “старые” горожане, но их мало и они раскиданы по городу. И в связи с этим родилась гипотеза, что вот есть исторический центр — двух-трёхэтажный Сухум вокруг бухты — и фестиваль современного искусства в этом пространстве сможет запустить процессы производства городской культуры. То есть на самом деле это будет фестиваль городской культуры.
За эту идею многие уцепились, потому что в его рамках можно сделать и исследования (мы с ребятами начали с Анкеты горожанина), и попытаться запустить креативную индустрию от ремесленничества к отрасли: объединиться, познакомиться, выстроить какие-то проекты, создать субъектность (сообщество) и начать влиять, работать по-другому. Поэтому фестиваль является такой универсальной формой. Есть запрос и от бизнеса (от владельцев гостиниц и ресторанчиков). Фестиваль был предложен как наполнение низкого сезона и для того, чтобы показать, что некурортный Сухум тоже может быть привлекательным и интересным.
Потенциал у исторического центра поразительный. Сохранилась пешеходная связь и потрясающие деревья — платаны — высаженные вдоль бухты, набережная. Да, всё это сейчас немного заброшенное и потускневшее, но не уничтоженное. То есть не новодел. Плюс в том, что к ним не пришли девелоперы и поэтому они сохранились. А минус в том, что они ничего не делают и среда начинает деградировать.
У меня была такая метафора, что я центр Сухума уже воспринимаю не как город, а как природно-рукотворный заброшенный единый ландшафт. Поэтому лэнд-арт в городской среде возможен. У нас родилась концепция фестиваля сотворения мира в городском ландшафте. Это интересная гипотеза и хороший вызов.
Организаторы Урбанфорума — очень мощная команда культурного пространства “SKLAD”. Это бывший склад Театра русской драмы. Основной мой посыл был показать им, что город сложный, разнообразный, как он таким стал, почему друг друга никто не понимает. Их очень зацепили культурно-мировоззренческие расслоения: крестьянская культура, сельская, заводская, советская, европейская культура, постсоветская. Они поняли, что средний бизнес, администрация, горожане — это разные люди, у них разный язык и интересы и нужно их сочетать; что геройская практика делать всё самому приводит к сгоранию. Они немного подустали. То есть мы прошли с ними все болевые точки постсоветского города. Я дал им модель креативной экономики и показал, что только решение неуникальных реальных базовых проблем, которые существуют у горожан и в городе, уникальным способом (по-сухумски, по-абхазски) позволит им выйти на внешние рынки за пределы Сухума. Поэтому родилась идея фестиваля вне сезона как возможность привлечь на абхазскую культуру других людей и посмотреть экспортный потенциал, который будет востребован.
Работая в этой модели креативной экономики, мы, конечно, начали со смыслов. Я им дал базовую модель ЦПУ: ландшафт, деятельность, опыт. Мы сделали исследования методом рамок, наблюдения за социальными сценариями и провели короткие городские разговоры, которые лучше всего зашли в Сухум. Хотя перед выходом в город все говорили, что люди такие закрытые, а вернулись все в шоке: оказывается люди просто соскучились по общению с незнакомым человеком. Потому что все эти свадьбы/похороны порождают замкнутые герметичные группы одних и тех же лиц. А когда выходишь за пределы этой группы, возникает резкое вдохновение и у тех, кто спрашивает, и у тех, кто отвечает. Это очень сильно качнуло участников исследования.
Мы потратили целый день на вскрытие и обсуждение базовых смыслов, потому что это была рефлексия каждого из участников. С точки зрения ландшафта, Сухум — это ЧАША, ПОЛУМЕСЯЦ. Бухта никого не оставляет равнодушным. Не горы почему-то, а холмистость. Непрямолинейность. Была найдена метафора “Зацепиться взглядом”. ШКАТУЛКА, потому что здесь всё лежит и ты открываешь — а там Сухум. Город на виду. Например, Ксюша Багапш воспринимает город только отплыв 1,5 км в бухте. У кого-то точка восприятия города с фуникулёра, у кого-то ещё откуда-то. Город как некая драгоценность, как законченное произведение, продукт, который можно потрогать. С точки зрения ландшафта все отметили деревья-великаны, зелень — природную составляющую, городской ландшафт. ГОРИЗОНТ.
И первая гипотеза было назвать фестиваль “Горизонты”, потому что все отметили, что горизонт там представляет не разорванную линию, что ценно. Вот в Сочи горизонт тяжело заценить, потому что с каждой точки либо тебе что-то будет мешать, либо нужно выйти прямо на край берега и всё равно на тебя что-то будет давить. А там горизонт является некой объединяющей ценностью.
И действительно сухумский горизонт представляет собой точно такую же ценность, как в Питере абрис города. С точки зрения ландшафта нужно ещё «копать». В Сухуме есть ещё некая сомасштабность человеку. Я рассказал свои ощущения, с которыми все согласились. Когда ты приезжаешь в Москву, ты всегда становишься частью разных систем: метро, толпа, проспект, кольцо, то есть не чувствуешь себя собой. А в Сухуме ты чувствуешь себя никому ненужным, самим собой, сомасштабным городской среде и ты можешь идти по городу и не бояться себя потерять. Ты слышишь себя. Все обратили внимание на звуки и запахи, так как было очень много таких моментов.
А с точки зрения деятельности тоже было очень интересно разбираться. Характер деятельности сухумчан — ГОВОРЕНИЕ. Абхазская разговорная культура сейчас проявляется в Сухуме. Некая леность как нежелание делать что-то бесполезное. Абхаз не ленивый, просто ему нужен супер-смысл, чтобы чем-то заниматься. То есть пока он не поймёт, зачем ему это надо, он не пошевелится. Лень является своего рода защитной деятельностью. Сначала поговорить и попытаться всё решить разговорами. И если в разговоре он понимает, зачем ему это надо, тогда он поднимает руки-ноги и начинает что-то делать. Таким образом разговор является ключевой ценностью и ключевым смыслом деятельности. Абхазу очень важно поговорить, познакомиться. Ребята, которые участвовали в воркшопе, рассказывали, что закладывая время на дорогу пешком из точки А в точку Б всегда нужно добавлять ещё столько же времени на разговоры со всеми, с кем встретишься. Потому что это неуважение, если с кем-то не поздороваешься, не обменяешься новостями, не постоишь 5 минуточек что-то обсудить.
Третий смысл связан с ключевым опытом, который накопил Сухум и это — ВЫЖИВАНИЕ. То есть адаптивность, приспособление, пристроенность. И базовый смысл, который Сухум накапливал всё это время — это возможность единовременного нахождения в разных культурах, перемещения по контекстам. Там были сильные греческая диаспоры, еврейская. Армянская до сих пор очень сильнейшая. Русская диаспора, абхазская. И как раз разговор, как деятельность, помогал в этих культурах перемещаться и каким-то образом сглаживать. Скорее всего синтезировать. Например, Надежда, организатор среды как она себя представила, так как не любит слово “идеолог”, рассказала рецепт кофе по-султански. Это две капельки греческой мастики и чёрный трюфель добавляются в крепко сваренный кофе. Я не пробовал, но этот рецепт как раз говорит о синтезе культур. Этим ребятам на самом деле нужен культурный контекст, чтобы с ним работать. Как только в Сухуме остались только абхазы, город начал деградировать: им не с кем стало синтезироваться. А синтезироваться с самим собой тяжело. Вдобавок к этому приехали сельские жители с абсолютно традиционными культурами. А горожанам это уже не интересно: да, это их культура, но они давно уже её переосмыслили. Поэтому сейчас начинают происходить интересные процессы.
Но вернёмся к модели смыслов. Итак, ландшафт с точки зрения законченности — ЧАША, какое-то фиксируемое пространство, конечный ландшафт, самодостаточный. Основная деятельность — РАЗГОВОР. Ключевой опыт — ВЫЖИВАНИЕ и СИНТЕЗ КУЛЬТУР разных империй. Это и является ключевыми смыслами. Сейчас половина этих смыслов не работает. С точки зрения ландшафта город разорван: новый район, заброшенные пространства. Природа их ещё держит и спасает, но сам город не воспроизводит сложность: у них нет ни генплана, ни стратегии пространственного развития. Строительство нового района начато ещё в советское время.
Все смыслы нуждаются в перезагрузке. Поэтому и родилась гипотеза, что фестиваль современного искусства и городской культуры — это попытка вдохновиться этими смыслами и протянуть от них вектора будущего развития. А сейчас непонятно, куда городу развиваться и на чём зарабатывать. Он пока просто живёт, выживает, пытается отстроить какие-то процессы. Перезапустился русский театр с приходом нового руководителя. Сейчас он на слуху. Но нет своего репертуара. Ставят “Хаджи Мурат” и “Пиратский Новый год”. Сложности с абхазским кино. Молодые ребята, которые занимаются абхазским кино, пытались пробить финансирование. Что-то им дали, но пока абхазского кино нет. Я им рассказал историю с якутским кино (как якуты спасали свой язык через кино). Нет абхазского дизайна и абхазской моды, зато в городе сейчас бум бургерных и салонов красоты. Бургерные — это максимум, что они могут себе позволить, чтобы быть современными. Есть и кофейни. Например, потрясающая “Брехаловка”, которая является также комьюнити-центром. Рядом “Мон-Мартр” местных художников и старички играют в шахматы, нарды и домино. Получается такой треугольник городской культуры. В “Брехаловке” проходят встречи, переговоры, разговоры за чашечкой кофе. Там даже нет бумажных стаканчиков. Ты можешь прийти со своей чашечкой. Как правило, пластиковой. Это меня расстроило. Везде есть культура сесть покофейничать и поразговаривать в компании. Но нет других городских сервисов.
Я заходил в книжный магазин, там нет новой литературы вообще. То есть её нужно покупать где-то за наличные, привозить, а это сложно. Есть и свои издательства, но интернет, конечно, всё поглотил и все жалуются на его засилье. Пока вокруг этого строится дискуссия.
Сейчас восстанавливаются ключевые здания гостиниц и всё, что находится в центральной части города. Есть несколько улиц, приведённых в порядок, но есть ощущение некой бессмысленности и пустоты: вечером некуда сходить (слишком мало мест), хотя люди гуляют; витрины магазинов с претензией на категорию «люкс», хотя уровень жизни очень сложный (средняя зарплата в Абхазии где-то 15 тыс. руб.).
Мне показалось, что не хватает средних форматов: шоу-румов местных дизайнеров, фермерских магазинчиков нового типа (пока магазинчики выглядят приветом из 90-х). Центру города есть куда расти с точки зрения функции. Мы в Анкету горожанина вставили вопрос про функции. Посмотрим, на что будет запрос. Может быть стоит привезти предпринимателей для передачи опыта. Либо на самом фестивале попробовать какие-то предпринимательские форматы: коворкингов, новые форматы кофеен, магазинчиков и офисов.
Сейчас среди молодёжи есть запрос на коммуникацию и развитие, но опять же всё пытаются делать в геройской логике: сделай всё сам. А это не работает. Мы впервые поработали с расшивкой постсоветских мировоззрений и что с этим нужно делать.
О России говорили очень мало. Потому что мы сконцентрировались на этом воркшопе на самих ребятах, на Сухуме, на Абхазии. Хотя, как одно из наблюдений ребята упоминали, что при встречах люди обсуждают политику, международные дела, Россию, но, видимо, креативному классу все эти разговоры не приносят удовольствия. Им хочется понимать, что делать и как жить здесь и сейчас. У нас на воркшоп приходили школьники и они тоже всех приземлили своим мнением: некуда сходить, нет современного образования (школа требует дисциплины, но не даёт современных знаний). То есть там тоже нарастает внутренний конфликт новых поколений. Понятно, что это происходит мягче и гуманистичнее, поэтому это конфликт типа “а зачем мне это надо?”, “а что я здесь делаю?” Хотя на воркшопе были ребята, которые переехали из Тюмени в Абхазию, либо вернулись из Москвы или Питера.
Так как сейчас в Абхазии возможен быстрый старт из-за сложившегося вакуума. То есть любой человек очень быстро может стать востребованным. Понятно, что нет рынка, но он всем нужен; ему никто не платит, но он сам может всё попробовать и быстро себя найти. И это является своего рода абхазской стартап-платформой: приезжай к нам, ты сможешь себя попробовать во всём, в чём хочешь, так как все ниши свободны. С другой стороны, из-за того, что все ниши свободны, соединяющие ниши (например, продюссирование, кураторство) тем более свободны. И поэтому каждый представитель креативного класса вынужден нарабатывать все компетенции самостоятельно.
Об этом мы и говорили на лекции по креативной экономике: когда вы делаете всё сами, вы никогда не сделаете 5-й айфон или сложный фестиваль. Сейчас все интуитивно понимают, что фестиваль им нужен как некая модель кооперации, которую нужно отработать. Поэтому мы договорились на весну провести школу модерации и городских продюсеров, которая прокачала бы коммуникационные и кооперационные навыки и у предпринимателей, и у чиновников, и у активистов не абстрактно, а в рамках фестиваля, который намечен на ноябрь. Форму кооперации ещё можно обсуждать. Полагаю, что Сухум очень недооценён.
Мне было бы интересно в рамках фестиваля выйти на Техническое задание Стратегии развития исторического центра Сухума и поучаствовать в этом проекте. То есть мне интересен градостроительный масштаб. И с этой точки зрения синтез возможен. Думаю, стоит пообщаться сухумским и сочинским командам, обменяться опытом, возможно, съездить друг к другу в гости.
С одной стороны хорошо, что они не продают землю внешним инвесторам, поэтому они не повторят сочинскую историю. У них внутренний блок включает самозащиту территории. Но плохо, что они не развивают собственную экономику. Им не хватает собственных ресурсов, чтобы это развивать и поддерживать, так как всё было создано в другие периоды.
Есть множество тем, которые достаточно табуированные. Это не только тема войны, но и тема традиций. Нет дискуссии, какие традиции в городе нужно менять, какие заново создавать. Есть проблемы, связанные с общением разных поколений. Засилье оценочных суждений родственников не позволяет современной молодёжи мягко развиваться, имея какую-то поддержку. Шантаж “если ты не будешь себя вести так, как мне нравится, ты не получишь денег” является ключевым способом воспитания молодёжи в Абхазии. Поэтому им нужно либо уходить в свободный отрыв и самому себя обеспечивать, либо пытаться лавировать между влияниями родственников.
Если сравнивать Сочи и Сухум, была одна вещь, которая у меня совпала. В Сочи мы обсуждали, что все здесь немножко приехавшие (не ты сам, так предки в каком-то поколении), то сервис нужно строить по принципу: я тоже здесь гость, почему я тебе должен здесь прислуживать; вы не домой ко мне приехали, вы приехали ко мне в гости, а я сам здесь гость. И в Абхазии тоже самое. Причиной отсутствия сервиса, скорее всего является не то, что абхазы гордые такие, а потому что они тоже не так давно дошли до моря, не так давно они стали хозяевами курортных и гостеприимных историй.
Когда ты приезжаешь в абхазское село, то понимаешь, что оно очень гостеприимное. Там срабатывают традиции кавказского гостеприимства. А на море срабатывает тот же самый сценарий, как и в Сочи: мы тоже тут на море отдыхаем. Потому что раньше абхазы морем не пользовались. В национальной кухне у них нет рыбы. Абхазы жили в предгорьях, а на побережье совершали набеги на тех, кто тут тусовался: генуэзцы, османы. То есть у них срабатывает такая же сервисная модель, как в Сочи — “гости / гости”, “гости к гостям”, “мы тоже тут недавно, а корни наши оттуда.” То есть с Сочи есть общая проблематика и это может стать темой общей рефлексии, какого-то проектного семинара. Например, на тему: “Как выстроить модель сервиса, когда я не хозяин, а тоже гость” — это интересная задача. Мне кажется, и в Сочи все об этом постоянно говорят.