2019 год начался в Нижнем Новгороде с небывалого для многих российских городов события — Установочной сессии Института развития городской среды или, как многие его окрестили, Института урбанистики.
Как и во многих других города, в Нижнем остро стоит вопрос выстраивания коммуникаций горожан с администрациями разного уровня и возможности влияния на принятие тех или иных решений по развитию города и городской среды экспертными сообществами. Решить эту проблему, возможно, поможет создаваемая по инициативе главы города АНО. Возглавить новую структуру пригласили нижегородского архитектора Зою Рюрикову, которая является активным участником команды Центра Прикладной Урбанистики (ЦПУ) Нижнего Новгорода.
Побывав на Установочной сессии, мы поговорили с Зоей об истории формирования команды ЦПУ в Нижнем, их опыте работы с городом, как складывается работа над проектами и вокруг чего объединяются горожане.
— Насколько я помню, история Нижегородского Центра прикладной урбанистики выросла из градозащитного движения вокруг Стрелки?
— В общем, да. Стрелка стала своеобразным толчком, импульсом не просто сборки команды. Она собрала вокруг себя людей, которых волнует не только сама Стрелка, но и город в целом. Конечно, в начале это была около архитектурная история, так как началась с “Дней архитектуры”, организованный Мариной Игнатушко, которая пригласила нашего известного краеведа Татьяну Павловну Виноградову. Мы пошли на экскурсию в нижегородский порт. Он тогда, в 2015 году, ещё существовал и даже функционировал. Да, там уже никто не работал, но охрана была и что-то происходило: осуществлялись какие-то последние перегрузки сыпучих материалов. Татьяна Павловна тогда хотела нам показать бетонные пакгаузы, как пример раннего использования железобетона. Но нас туда не пустили и мы пошли в ближние сараи (как нам казалось) и увидели там металлические ажурные конструкции. От такой красоты сразу хочется мечтать и фантазировать на тему, что это могло быть. И мы мечтали. Пока не увидели, что всё это приговорено к сносу и на новом проекте планировки и межевания это всё исчезло. Поднялось очень сильное протестное движение не только в нашей группе.
— Получается, что это настолько сильно всколыхнуло людей, что несколько сообществ объединились на защиту?
— Да, это были и люди старшего поколения, и телевизионщики, культурные деятели. Очень много нижегородцев возмутилось тем, что планируется такое, по сути дела, варварство.
— Итогом стало сохранение конструкций?
— Да. Но сохранили их не только мы, участники движения “Открытая Стрелка”. Это и Нижегородский архитектурно-строительный университет (ННГАСУ), специалисты которого провели обследование этих конструкций, в том числе и его ректор, который не пошёл на поводу у губернатора и не дал согласие на снос.
— Это как раз подтверждает тезис, что если это культурный код, то он объединяет вокруг себя людей.
— Именно! Культурный код, которой вокруг себя объединил. Да, мы немного увлеклись ажурными конструкциями и забыли о том, что порт тоже очень важен для нашего города, что мы всегда были портовым городом, что портовые краны сидят в нас очень глубоко с детства и без них нижегородский пейзаж уже не тот. Сейчас, когда порта уже нет, мне больно туда ехать. Я не хочу на Стрелку, потому что я буду вспоминать ту картину, которая там была, как там всё стояло, что там происходило… На этой волне и образовалась группа, которая пошла дальше только защиты Стрелки. Когда там всю территорию зачистили, ЦПУ уже существовал на тот момент.
— Вы делали выводы, почему получился именно такой результат? Можно ли было сделать больше? Может быть не хватило знаний?
— Мы не видели как сделать больше. С моей стороны был максимум усилий. Как человек, который своим временем и компетенциями вкладывался в сохранение, я сделала всё. Возможно, надо было давить на другие какие-то точки.
— Может быть вы не знали, на какие ещё нужно точки давить?
— Возможно. Но на том этапе мне казалось, что дальше был бы уже экстримизм. Мы слегка, конечно, в него поиграли. Были просто на грани…
— Я помню, вы там ложились под экскаватор?
— Нет, у нас там был перфоманс со словом “Путин”. Мы думали о том, что мы можем сделать прямо сейчас и у нас за одну ночь родилась эта идея.
— Как вы смогли собрать людей за одну ночь?
— Было очень мало народа: на букву по человеку. Но я знаю, что эту идею потом повторяли в других городах примерно в таком же виде. И действительно, перфоманс удался в том плане, что его увидели и услышали. Реакция на него пошла как круги по воде. Последствия были, то есть это действо не ушло песок. Не то, чтобы эти последствия были нужны. Они для нас скорее были не очень приятны. То есть на нас обратили не то внимание, на которое мы рассчитывали и с другой стороны. Была ещё парочка таких выходок, но я не буду о них рассказывать, потому что в них не участвовала. Со временем это станет достоянием истории.
© Julianna Guseva
— Получается, что вам, как горожанам, сделали больно и вы начали действовать. Как вы стали именно ЦПУ?
— Это случилось в какой-то момент, когда шло социальное проектирование территории Стрелки, был привлечён Святослав Мурунов. Первый воркшоп был по проблематике этого места, почему всё так, с выходом на то, что можно делать в такой ситуации. Второй воркшоп был про фестивальную деятельность и про события, которые могут быть на Стрелке. Мы проектировали какое-то летнее событие. Оно не случилось в силу ряда причин. На третьем воркшопе мы уже анализировали возможности и считали экономику: какие идеи могут быть, сколько они могут стоить, сколько они могут приносить дохода. Интересный был воркшоп.
— Кто у вас считает?
— У нас Миша Орлов был в роли экономиста. Мы шли “на полном ходу” и в какой-то момент случился “тормоз”. Мы хотели создать концепцию развития, потому что смысловая концепция уже существовала, нужно было найти баланс интересов и уже переходить к конкурсу на архитектурный проект. Но, видимо, тогда ещё городское сообщество не созрело до открытого проектирования.
— Это какой был год?
— 2015-16-17. Два с лишним года мы “качали” Стрелку, делали её популярной: устраивали разные мероприятия, перфомансы, выставки, акции. В чём выразилась неготовность? У нас был лидер — герой — который считал это место своим. И лидеру не понравилось, что кто-то ещё думает о Стрелке и думает не так, как ему бы хотелось. Сначала он тормознул этот процесс. То, что мы нагенерировали на воркшопе — это был сырой продукт, а он как эксперт не мог позволить выпустить какую-то “лажу”. Но этот продукт был как раз балансом интересов на тот момент. Он мог развиваться, оттачиваться и приходить в какие-то новые фазы, стать уникальным. Но этого не произошло. Когда стало понятно, что мы работали впустую, потенциал движения потребовал какой-то новой формы деятельности. Тогда мы решили создать ЦПУ в Нижнем, так как нам были близки ценности, цели и есть технологии, которые мы уже апробировали и поняли, что они работают. В отличие от других, которые решили только поиграть в события, чтобы привлечь людей, написать в фейсбуке и на этом закончить: остальное пусть делают профессионалы.
— А вам хотелось серьёзно работать с городом?
— А мы серьёзно это всё воспринимали. Я вот лично воспринимала это как поворот мировоззрения в какой-то степени, расширение его; понимание почему всё так с архитектурой, почему она в кризисе, почему архитекторы потеряли авторитет у горожан.
— Как ты считаешь почему?
— Потому что руками этих людей (меня в том числе) активно уничтожалось наследие. Нас сделали обслуживающим элементом, на которого легко ещё и свалить всю вину. Инвестор потерял уважение к этой профессии, стал проталкивать свои интересы. А поскольку уровень культуры делает эти интересы только в табличной форме с прибылью и непониманием, что эстетика тоже имеет стоимость, появилась куча уродских проектов без архитектуры, но в которых участвует архитектор, “положивший болт” на своё образование и согласившийся со всем этим: а что я могу сделать? Под это “что я могу сделать?” и понеслось уничтожение наследия.
— Вы хотели иного?
— Да, мы хотели иного. Я хотела иного, наверно.
— Думаю, не только ты, раз у вас собралась команда.
— Чтобы собралось ЦПУ, мы решили начать со Школы ЦПУ.
— Думаю, это верное решение.
— Да. Нас тогда было не много в качестве ядра ЦПУ — Вера Просвирнина, Миша Орлов, Виталий Офйицеров, Нина Ершова, Андрей Амиров, Ира Маслова, Алена Мокрецова и другие. К нашей идее мы привлекли владельца фабрики “Восход”. За трёхдневную школу, наверно, основной костяк сообщества и собрался.
— Сколько человек приблизительно объединяет сообщество ЦПУ?
— Думаю человек 30+. Это и те, кто был в Стрелке, и новые люди. Основными “движками” нас было пятеро, сейчас четыре, потому что один был сильно перегружен, но сейчас он возвращается.
— Школа прошла. Какой был следующий шаг?
— Мы ещё до Школы ЦПУ начали смотреть за тем, что происходит в городе, какие в нём болевые точки. Они сами открывались, звали, манили. Это и история с Почаинским оврагом, когда сделали проект его застройки, начали засыпать овраг, люди это увидели и начали волноваться. Активисты, градозащитники написали петицию, в которой указали, что они хотят в овраге ландшафтный парк. Мы решили проверить: хотят ли люди ландшафтный парк. Не только те, кто живёт вокруг Почаевского оврага. Так как это центр города, поэтому его территория имеет общегородское значение. Мы провели первый проектный семинар и выяснилось, что это место про ландшафтный парк, про творчество, про образование (как это ни странно).
— Вы проводили проектный семинар сами, ещё не владея навыками модерации?
— Да, ещё не владели, но мы основывались на опыте работы со Стрелкой, как тогда работали модераторы. Особых ошибок мы тогда не сделали: не манипулировали, построение логическое было.
— Что стало результатом этого проектного семинара?
— Ключевые идеи были мною визуализированы на генплане. И мы стали его везде показывать: вот, что жители хотят на этом месте. Проводили круглые столы.
— Сами организовывали?
— Да.
— Вы делились этими результатами в СМИ?
— Да, в СМИ тоже, но больше в группах ЦПУ Нижнего Новгорода и “За Почаинский овраг” на фейсбуке.
— Как восприняли власти вашу деятельность? Было ли на тот момент налажено с ними взаимодействие? Начали ли они принимать вас как действующих субъектов?
— На тот момент еще не начали. Я подсовывала им этот генплан с тем, как это может быть. Интереса с их стороны было ноль. Потом были выборы нового губернатора, назначение мэра. И уже тогда новый глава города собирал градозащитников. Я была на этой встрече с этим генпланом и даже немного просчитанной экономикой, кто может этим заниматься и нужно было уже заниматься балансом интересов. Но без поддержки администрации — это работа впустую, потому что ни один бизнесмен на скандальную территорию не пойдёт без поддержки власти. На этой встрече у мэра был и представитель застройщика. Глава города дал нам срок неделю, чтобы мы договорились с застройщиком как дальше с этой территорией быть. Мы пару раз встретились, не договорились. Тогда мэр произнёс, что он за историчность, что строительство прекращается и территория возвращается городу. Сейчас идет процесс возвращения территории городу и статуса зелёной территории.
— Получается, за счёт того, что вы подняли определённую информационную волну вокруг этой территории и пошли какие-то подвижки в судьбе оврага. Но реализации вашего проекта так и не случилось?
— Нет пока он стоит в резерве. Надо возвращаться к проектированию. Возможно в новом Институте Урбанистики и получится сдвинуть проект. Я пока не знаю, какие планы у главы города на эту территорию, но запрос горожан на парк очевиден и его нужно делать.
— Какие ещё у вас были проекты?
— Следующим был проект по “Деревянным городам”. Там тоже была вопиющая ситуация: город теряет историческое наследие, своё лицо. В определённый момент прошла встреча на тему: “Нижний Новгород: точки невозврата”, который как раз был посвящён деревянному Нижнему и всей исторической застройке. Примерно в это же время активистка Марина Чуфарина вышла с одиночным пикетом к Дому Советов, к мэрии и у неё случился диалог с предыдущим мэром Елизаветой Солонченко, в ходе которого она обещала, что Нижний будет сохраняться, то есть период сноса исторической застройки закончился. Тогда мы не поверили, думали опять какой-то отмаз, умиротворение градозащитников. И решили “пощупать” территорию, за которую горой стояли градозащитники, посмотреть, что можно с ней сделать, какими она обладает ресурсами, как может работать и немного предвидеть её будущее: есть оно, нет его.
— Получается, что вы подхватили импульс градозащитников и решили помочь им технологиями ЦПУ?
— Не то, чтобы помочь с технологиями. Город сам обращает наше внимание на свои проблемы, просто кричит в определённых моментах: “мне больно, вылечите меня, сделайте что-нибудь”. И мы…
— …как санитары бросаетесь на помощь?
— Нас так, конечно, никто не воспринимает.
— А как у вас складывается взаимоотношения с другими сообществами?
— Думаю, хорошо. Я, например, не отделяю себя от градозащитников.
— То есть ты себя воспринимаешь частью градозащитного движения как команды.
— Конечно.
— А у вас не получается такой момент, что когда вы предлагаете определённую программу действий, то на вас перекладывается и её реализация?
— Скорее нас встречает скепсис: нам нужно защищать, а вы опять со своими воркшопами.
— То есть они воспринимают свою деятельность как борьбу?
— В том числе. Не всегда технологии ЦПУ заходят в проекты. Бывает тяжело их внедрить. Та же модерация. Не сразу удалось общаться через модерацию, потому что считали, что записи на флипчарте — это потеря времени. Но на самом деле потеря времени просто в никуда именно тогда, когда модерация отсутствует.
— Были ли у вас случаи, когда модерация помогала в дальнейшей конструктивной развитии ситуации?
— Через модерацию мы проектировали деятельность по развитию квартала на улицах Короленко-Славянской-Новой и деревянного дома по Короленко,18 как нового общественного центра. Разрабатывали структуру новой организации. Все высказались кто может и хочет чем заниматься. Каждый голос был услышан.
— Они остались довольны?
— Да. Протоколы перестали быть просто протоколами, а стали выводить на новый уровень понимания. Не думаю, что без модерации это получилось бы вообще. Я не могу представить себе этот сценарий уже.
— Да, после модерации сложно даже присутствовать на подобных встречах, так как понимаешь, что это просто потеря времени и результата не будет. Но в целом как у вас сейчас складываются взаимоотношения и с другими сообществами, и с властью? Насколько вас сейчас воспринимают реальной действующей силой в городе?
— Это нужно спрашивать у них.
— Мне кажется, это чувствуется. Если тебя считают равным партнёром, если тебя начинают звать экспертом в какие-то проекты, то это уже определённый показатель восприятия тебя. У вас получается, что вы входите в состав локальной группировки, которые занимаются проблемами той или иной территории и, действуя совместно с другими членами этих сообществ, предлагаете свою повестку, опираясь на технологии ЦПУ.
— Да. Процесс выхода из защиты в проектирование достаточно болезненный, не все к нему готовы.
— Это точно, но у вас получается совершить этот поворот.
— Видимо есть критическая масса и люди уже дозрели до того, что нужно двигаться вперёд.
— Мне интересно понять: вам удаётся развернуть людей в проектирование или же люди от вас ждут этого действия?
— Нет, конечно. Мы можем действовать только тогда, когда считаем нужным.
— То есть всё равно вы им предлагаете технологию ЦПУ и помогаете в их деятельности?
— Да.
— Я просто сравниваю с нашей практикой. У нас очень часто звучит: если вы знаете как делать, то делайте.
— У нас тоже такие попытки есть, но мы всегда даём понять, что лучше, если они будут делать это сами, а мы просто участвуем вместе с ними.
— Что не хватает вашей команде?
— У нас сейчас очень много проектов и слишком плотный график. Нужны люди.
— Как вы думаете их собирать?
— Через вовлечение в проекты.
— У вас получилось сформировать сообщества вокруг проектов?
— Да, но я думаю, что это не только наша заслуга. Люди уже созрели. Те же “Деревянные города”, они уже хотели собраться и без нас. У них уже был посыл, что нужно как-то институализироваться. Мы просто к ним присоединились и добавили каких-то компетенций. То же самое было и с Почаинским оврагом.
— Как началась история с созданием АНО “Институт городской среды Нижнего Новгорода”? Оно нашло тебя как члена ЦПУ или как архитектора Зою Рюрикову?
— Оно меня нашло как архитектора Зою Рюрикову, но, наверно, ни для кого не секрет, кто такой архитектор Зоя Рюрикова. Можно проследить за действиями этого персонажа, чем он всё это время занимается и с какими результатами.
— И какими результатами?
— С такими, что овраг не засыпают и деревянные дома не сносят. Не сказала бы, что это одна Зоя Рюрикова сделала, но она участвовала в этом.
— Получается, что вас знают в городе.
— Я не знаю других сообществ, которые бы занимались городом так же комплексно, как ЦПУ. То есть мы исследуем больные места находясь в контакте с ними, потому что мы горожане-нижегородцы.
— Каким образом происходят эти исследования? С чего вы начинаете? С контакта с инициативной группой?
— Изучаем что происходит в этих группах/сообществах, какие там лидеры, кто чем готов заниматься. Это уже процесс проектирования, поиск соратников, которые действуют в тех же ценностях, которым не нужно объяснять зачем это всё нужно, почему ты здесь, в этом месте, а не где-то ещё, почему ты тратишь на это время. Люди, кстати, очень адекватные. Действительно сообщества держаться на определённых ценностях, которые совпадают с нашими. Поэтому, наверно, легко складывается взаимодействие. А вот внедрять технологии получается уже сложнее, потому что не все их понимают. И объяснить их не всегда просто. Разве что попробовать на примере.
— После того, как технологии опробованы, появляется ли у сообществ желание присоединяться к вам или следовать самостоятельно этой технологии? Или же они просто зовут вас?
— Они не совсем видят в нас какие-то технологии. Мы такие же люди. Есть те, кто очень поддерживает и готов сотрудничать по определённым проектам. Но я считаю, что приглашать на проект без бюджета, аморально. Нужно сначала подсчитать, сколько ты можешь заплатить и на каких условиях.
— Каким образом формируется бюджет ваших проектов?
— Есть частный заказ, есть проекты для малых городов как государственно-частные заказы.
— То есть у вас есть бизнес, который понимает важность и необходимость анализа?
— Да. Этот бизнес тоже держится на тех же ценностях. Другой бизнес пока на нас не выходил.
— То есть это бизнес, который по своим убеждениям стал градозащитным?
— Не совсем. Это бизнес, который планируется на идентичности и на сборке сообщества.
— Они участвовали в Школе ЦПУ?
— Как раз да. И после неё пришло понимание, что это нужно и как с этим работать.
— Таким образом у вас есть какие-то коммерческие проекты и при этом вы помогаете другим сообществам просто потому что у вас схожие идейные ценности?
— Да. Мне ещё как архитектору интересны такие проекты, хотя я ни разу ещё не входила в них как архитектор. Разве что только схемы рисовала, делала визуализации. Была попытка начать визуализировать квартал с деревянными домами, но потом я подумала, что возможно этим проектом будет заниматься какой-то другой архитектор и это преждевременно. Может быть когда-то это и перерастёт в цепочку, когда и архитекторы понадобятся. Просто время ещё не пришло.
— Чего вам не хватает для рывка вперёд? Требуется ли новые члены команды? Если да, то каких специальностей? Продумываете ли вы дальнейшее своё развитие ЦПУ как команды?
— Сейчас для нас главным является вопрос взаимодействия команды ЦПУ Нижнего Новгорода с вновь создаваемым Институтом Урбанистики, в котором я тоже есть. Какие будут точки их взаимодействия? Ведь учредителем Института является администрация и их ещё нужно убеждать и защищать решения, подходы и наши ценности. Объяснять почему тот подход правильный, а этот нет — это тоже работа. Но при этом взаимодействие с Институтом открывает нам новые горизонты.
— Пока они прислушиваются к вам?
— Пока да. У ЦПУ же больше исследовательской функции и сборка сообществ. А АНО выведет ещё и на архитектурный результат. То есть на реализацию.
— У ЦПУ Нижнего есть какие уже завершённые проекты?
— Нет, пока ещё только запущены процессы. Их, наверно, уже с десяток. Есть и серьёзные коммерческие, которые у нас будут реализовываться в ближайшее время. Другие пока просто развиваются: то отдыхают, то снова активизируются.
— Понятно, что у каждого процесса свой срок.
— Да. И ничего страшного нет, если эти процессы ещё не завершены. В них можно жить, развиваться. Может быть и не будут достигнуты какие-то изменения в теле города. Возможно, это и не нужно. И вывод из этого проекта будет такой: давайте всё оставим, как есть. И это не будет какой-то неудачей. Это просто результат, который должен быть: что меняем, что-то оставляем, что-то берём с собой, что-то забываем. Это как жизнь.
— То есть ЦПУ Нижнего Новгорода просто живёт.
— А я думаю, это и правильно — просто жить. У меня и к детям такой же подход: просто жить, а не загружать их моими хотелками; просто давать возможные направления развития.
— У вас есть костяк сообщества, насколько вы удовлетворены той деятельностью, которая у вас сейчас развивается? Если ожидание чего-то иного? Потребность в каких-то изменениях?
— Расширение состава, конечно, хочется людьми с нашими ценностями, с которыми ты говоришь на одном языке.
— Кроме группы в фейсбуке, вы как-то ещё транслируете свои ценности? Есть ли какое-то просвещение среди населения?
— Пока мы общаемся только на мероприятиях и в постах. Какой-то образовательной программы нет, но есть желание. Когда-то писалась годовая программа и даже обсуждалась со Высшей Школой экономики, но пока она не запущена.
— Что вы закладывали в эту программу?
— Программа была построена по принципам проектирования общественных пространств. Кто нужен для того, чтобы в городе состоялось общественное пространство: исследователи, модераторы, проектировщики, идеологи.
— А почему не запущена?
— Это не совсем коммерческая деятельность. На неё нужен либо гранд, либо инвестор, а мы пока не успеваем добывать и находить их.
-Есть ли динамика расширения сообщества? У вас же прошло уже года полтора, как собралось ЦПУ?
— Да, полтора года.
— Приходят новые люди?
— Да, вчера новые люди пришли. Совершенно мало, кого знала. Они пришли и как будто всегда с нами были.
— Это случается при совпадении ценностей.
— Да. Были и старые друзья со Стрелки. Тот коллектив, который тогда сплотился, тоже никуда не девается, не теряется. Просто у них тоже есть, чем заняться, и они не всегда обладают свободным временем.
— То есть интересы города, его развитие — это главный стержень, вокруг которого вы собираетесь?
— Да, это главный стержень, но этого посыла мало. Нужно давать понимание людям, что в этих громких словах они не станут пешкой и без них не обойтись: ты нужен и тебя услышат; здесь слышат всех; ты включён и твоё мнение важно.
— Каковы твои впечатления от установочной сессии Института урбанистики? Как всё прошло на твой взгляд? Какие мысли о будущем?
— Конечно, есть вау-эффект. Он всегда такой после удачных сессий, когда очень плодотворно, очень качественно, очень плотно проходит работа и виден результат. Я увидела людей, я посмотрела им в глаза. Есть даже те, которые говорят, что хотят даже в штат Института. До этого я наблюдала мало желающих в штат, скорее все наоборот: готовы помогать только за другие деньги на проектном финансировании. А тут готовы работать в штате и зарплата их не интересует. Это было удивительно. Как раз появились люди из тех сфер и направлений, которые раньше у нас проседали.
— То есть у тебя сейчас есть понимание, что ты не одна в этом Институте Урбанистики?
— У меня есть понимание, что Институт Урбанистики — это не я. Я буду только сборщиком и просто нужно создать условия, чтобы механизм работал без меня. Хотя мне тут одна девушка сказала, что если в АНО не будет меня, то и она туда не пойдёт.
— То есть на тебя идут.
— Но мне не нравится, что меня поднимают на своеобразный пьедестал и нужно что-то с этим делать. Может быть нужно точнее описать роль директора АНО как временного координатора.
— Ты сама себя как позиционируешь в ЦПУ?
— Я — архитектор.
— То есть ты в ЦПУ только архитектор.
— Скорее всего профессиональная деформация и даёт те профессиональные импульсы для каких-то действий; для понимания, что нужно сделать. И нужно делать именно так, а по-другому не получится.
— Но то, что ты делаешь сейчас в АНО — это не архитектурная деятельность.
— Абсолютно не архитектурная. Но я не собираюсь сжигать мосты, бюро будет существовать параллельно.
— То есть ты не готова отказаться от архитектурной деятельности?
— Может и посмотреть какое-то время на неё со стороны, но в целом нет. И в АНО будет бюро, которое будет какие-то горящие вещи делать. Иначе мне будет неинтересно и я буду как архитектор там уничтожаться. Хотя изначально при создании АНО был запрос именно на архитектурную деятельность, но понимание, как туда встроить прикладную урбанистику, есть. Это никому не мешает, а наоборот усиливает. Может у коллег, друзей и вчерашних участников и нет понимания, но у меня оно есть. Как можно работать над одним проектом с разных сторон, где есть соприкосновения, как происходит цепочка и это становится уже проектом с началом и концом, а развивающейся историей, процессом. Возможно на запуск понадобятся одни инструменты, одна группировка, на развитие она будет меняться, потребуются другие компетенции и другая, возможно, архитектура, появится какое-то усложнение. И это может проходить до бесконечности. И не факт, что, если мы выстроим правильную систему исследование-проектирование-реализация, что это приведёт к успешному результату.
— Почему есть сомнения?
— Эта цепочка может переворачиваться с ног на голову, могут быть объективные изменения. Мы можем исследовать во время проектирования или реализации, мы можем реализовывать во время исследований. Мы можем ходить, спрашивать и понять, что нужно сделать нечто для того, чтобы это продолжалось, но это не конец всего проекта, это промежуток.
— Получается, что реализацией проекта история не заканчивается?
— Да. И это надо транслировать, потому что в основном Нижний оголодал по уходу. Он брошенный: в нём 20 лет ничего не делалось со средой и благоустройством. И он видит в каждом микропроекте надежду на изменение своей судьбы и относится к нему трепетно. Поэтому всё это проходит болезненно. Надо транслировать, что не совсем хороший результат — это тоже результат. Вы увидели, что сделано неправильно, это нужно зафиксировать и готовить продолжение, думать над тем, как это будет меняться, какими силами, ресурсами.
— Ты говорила, что горожане Нижнего сейчас осознали, что нужно включаться и самим что-то делать…
— Не все, но их всё больше и больше. В истории со Стрелкой тогда, два года назад, критической массы как раз и не хватило, чтобы переломить ситуацию. А случись эта ситуация сейчас она, мне кажется, имела бы иной исход.
— Какие у тебя ближайшие планы, цели?
— Запустить Институт Урбанистики. Прожить этот год.
— Как ты сама видишь содружество ЦПУ с этим Институтом?
— Очень органичным. У нас нет в городе более крупных специалистов по социальному проектированию, чем ЦПУ.
— То есть АНО будет привлекать ЦПУ как специалистов по социальному проектированию?
— Обязательно. И исследователей, и модераторов.
— У вас после Школы модераторов сформировался Клуб модераторов. Насколько они востребованы?
— Я встречаюсь со многими, кто прошёл эту Школу, и вижу, что даже если они не практикуют как модераторы, они всё равно транслируют эти ценности. Они уже видят, где манипулируют, где нет. Они по-другому реагируют на тех, кто был на этой Школе, нет отторжения.
— Но модерация пока ещё не стала культурой диалога в городе?
— Человека, ведущего мероприятие, очень часто называют модератором, но не все они используют технологию ЦПУ. Возможно, стоило придумать иное слово, чтобы выделить ценности и технологию, чтобы было сразу понятно, чем он отличается от других.
— Может быть предложишь своё название?
— Надо поискать. Мне кажется, должен быть термин. Надо составить предисловие “Принятая терминология”, как во всех диссертациях, где описать что имеется в виду.
— Мне нравится наблюдать за вашей жизнью, она такая насыщенная.
— Да, большую часть моей жизни сейчас занимает ЦПУ.
— Как часто вы собираетесь?
— На проектах по несколько раз в неделю.
— Получается, что для всех вас эта деятельность в приоритете?
— Получается, что так.
— Наверно, именно этого нам и не хватает.
— А по другому просто и не получится сделать проект. Нужна череда действий, она получается довольно плотная, никто не будет ждать пяти лет.
— Каков у вас баланс коммерческих и некоммерческих проектов?
— Где-то 50/50. Некоторые модерации просто задел на будущее. Мы делаем их просто потому, что чувствуем их необходимость.
— То есть фактически у вас уже работает проектный офис ЦПУ?
— Думаю, больше чем работает. Уже и накосячить успели.
— А как же без этого, это же тоже часть работы. Получается из трёх частей деятельности ЦПУ у вас немного провисает обучение.
— Да, это хотелось бы подтянуть. Вот вчера на сессии опять не один человек говорил о том, что годовой обучающий цикл был бы сейчас актуален.
— Может быть в этом году получится.
— Надо постараться. Подумать в эту сторону или привлечь людей, которые бы занялись этим. Одному человеку это точно не потянуть.
— Кстати, это хорошая идея — встречать новый урбанистический год в Нижнем. Вчера Свят её озвучил за чашечкой кофе. В Нижнем рождаются свои урбанистические традиции.
— Новый год в Сочи тоже забавная история.
— Новый год в Сочи очень дорог, лучше февраль. Насколько у вашей команды получается взаимодействовать с командами других городов?
— Пока это только Сочи и Казань ))
— То есть пока получаются только личные истории?
— Экспертные.
— Вас пока ещё никуда не зовут как экспертов?
— Пока никуда.
— Может быть, это потому, что мало рассказываете о себе?
— Мы такой задачи и не ставили. А зачем? Что мы можем дать?
— Но у вас же есть свои наработки, свой опыт. Собираете ли вы результаты своих проектов в какой-то итоговую статью, сайт, документ, методичку?
— Пока нет. Были такие мысли сделать “историю болезни”.
— “Историю болезни”, какой-то анализ и делиться этим опытом, потому что это интересно. И этот опыт для многих будет очень важен. И делясь этим опытом, у вас наладятся связи с другими городами.
— Может быть. Но я всё же считаю, что на чужих ошибках не учатся, каждый всё равно будет делать по-своему, в силу своей ментальности.
— Почему ошибках? Я не говорю об ошибках. Слушая вчера на сессии проблематику Нижнего, я в очередной раз убедилась, что проблемы у постсоветских городов действительно одинаковые, потому что мы действуем всё равно в рамках единого законодательства, закон о муниципалитетах один для всех. И если вы находите какие-то варианты взаимодействия с властью, с которой проблемы у всех городов, мне кажется, таким опытом нужно делиться, он интересен другим городам. Да, в большей степени причиной иного отношения властей — это качество новой команды.
— Да, они развернулись лицом. Видимо, момент назрел и им нужна твёрдая почва под ногами и они уже не могут в вакууме своём существовать.
— Думаю, это очень важный момент. Вчера мне понравилась чья-то фраза: наконец-то все осознали, что надо меняться. Мне кажется, это главный посыл, который нужно транслировать властям других городов — надо меняться.
— Мне нравится, что у власти есть запрос на уникальность, что Нижний — он особенный и это нужно проявлять в чём-то. Конечно, он пока идёт в немного странной форме: нам не нужны “Живые города” и ЦПУ, нам нужно своё.
— У нас это пока проявляется в формате: мы сами всё знаем, как нужно, ведь мы пережили олимпиаду. Насколько у вас налажено взаимодействие с областью? Вы как-то участвовали в проекте в Выксе?
— Мы просто приехали в гости, поучаствовали слегка.
— А не хотелось бы подхватить эту историю?
— Да, нашим молодым людям очень хочется городскую мастерскую провести. Я, как девушка, боюсь всех этих процессов, связанных с деревом. Я знаю, что не пригожусь здесь, я могу только нарисовать.
— Но нарисовать — это тоже немало, это же один из элементов городской мастерской.
— Знаешь, почему я боюсь городских мастерских? У меня такая ментальность: самостоятельно сделай всё сама. Когда я весь цикл не понимаю, не чувствую сил, мне он кажется нежизнеспособным. Вот если бы его инициировал Виталик или Миша, я бы с удовольствием поучаствовала. А самой инициировать мне страшно.
— Но ты же говоришь, что они хотят провести?
— Хотят — пусть проводят.
— А почему не проводят?
— Пинчища нужно волшебного.
— Кроме проекта в Богородске, вы планируете как-то ещё заходить в область?
— Если будет запрос — да.
— А в Выксе у нас не получилось вхождения в проект?
— Мы приехали как гости. Там ЦПУ уже выступало своей командой, которая собиралась ещё до нас. Я чем могла — помогла: что-то даже придумала. История хорошая. сервис — прекрасный. Мы его пытались продать в Нижнем застройщику, но пока как-то всё увязло. Видимо не было должного импульса у посредника. Когда сможет, он выстрелит. Были у нас попытки с какими-то грантами работать, но мы пока в этом “чайники”.
— Ваше сообщество как-то формализовано?
— Пока нет. Наверно, для того, чтобы как-то взаимодействовать с властью и делать какие-то коммерческие проекты это и потребуется.
— Вы с властью каким образом общаетесь? Они зовут вас на какие-то мероприятия? Приходилось ли писать какие-то письма?
— Скорее мы зовём на мероприятия, пишем приглашения. Приходят. Вчера кроме представителя района я заметила и пресс-службу губернатора, и журналистов, и руководителя департамента социальной политики.
— Испытываете ли вы потребность какого-то информационного сопровождения своей деятельности?
— Было бы неплохо. Потому что мы распыляемся. Вместо того, чтобы думать о процессе я занимаюсь дизайном афиш или думаю о том, как написать пост, чтобы всем было понятно и никого не обидеть, но я не писатель и не дизайнер. Нужны другие люди, кому это интересно. Я очень рада, что вчера многие предложили свою помощь. Надо будет быстрее налаживать с ними взаимодействие, пока они не погасли.
— За год как-то изменилось отношение власти и горожан к вам? Ты уже упоминала, что слово “урбанистика” в Нижнем ассоциируется именно с вами. У нас года два вообще боялись этого слова и предлагали убрать из названия урбанистического форума.
— Я чувствую, что за год изменилось в городе отношение к этому слову. Много чего изменилось за год.
— Можешь отметить, что именно изменилось в отношении к урбанистике и к вам, как команде?
— Нас уже не воспринимают как команду маргиналов и слово “урбанистика” перестало быть ругательным, а, наоборот, уже набило оскомину многим. К нему привыкли. Это показала и вчерашняя установочная сессия Института урбанистики: народ пришёл. Год назад, мне кажется, не пришёл бы никто. Конечно, есть скептики. Я их понимаю. Это, в основном, держащие ценности даже из прошлого века, трепетно относящиеся к языку: их раздражает множественное число слова “смыслы”, изменение формулировок, убирание глаголов. То есть лингвистические скептики есть.
— Многие отрицательно реагируют на англицизмы.
— Да. “Что у нас своего нет?” Но побывав на воркшопе по пляжам, я узнала столько англицизмов из области спорта! Я думаю, что это рядом с урбанистическими терминами не стояло. Это меня как-то расслабило: не нужно всё переводить, пусть так всё и идёт.
— Это терминология: с ней не борются, её воспринимают.
— Гораздо более противен формализованный язык, которым пользуются полицейские при написании своих протоколов, чиновники, да и архитекторы тоже при написании пояснительных записок.
— Какие ещё ты видишь изменения за год в городской жизни?
— Для меня среда стала более дружелюбной. Я вижу людей, которые думают, как я, имеют такие же ценности. И их становится всё больше. Уже никто не спорит, что исторический центр нужно сохранять. Этот спор вообще закончился. Да, появляются люди без корней, которые пытаются транслировать своё.
— Но в целом разворот случился?
— Да, случился разворот власти и горожан лицом к историческому центру. Это, наверно, самый главный итог 2018 года. Случился и разворот к новым технологиям. Они уже не кажутся такими страшными, как казались ранее. Новые слова и термины оказались не такими уж и сложными. А власть оказалась не такими уж и продвинутыми, по сравнению с другими областями. Мне кажется, что люди, может и не все, но поняли, что меняться не страшно и принимать что-то отличное от того, что было — это даже интересно и здорово, так как открываются новые горизонты. Вылезать из какой-то парадигмы только поначалу — это ужас-ужас, а потом появляются какие-то крылья.
— Есть у тебя ощущения, что формируется какое-то единое сообщество в городе?
— Да, мы идём к более осмысленному взаимодействию. Институт гражданского общества всё крепнет и крепнет. Раньше был очень хиленький, дохленький, а сейчас он обрастает и обрастает очень качественными людьми, которые как раз и создают критическую массу. Главное чтобы не пришёл лесник и всех не разогнал.
— Почему лесник?
— Ну дворник.
— Мне кажется, что если тенденции развития города будут сохраняться и будут обрастать поддержкой горожан, то такой угрозы нет.
— Не хотелось бы делать шаги назад.
— Ты думаешь они возможны, если люди начинают качественно меняться?
— Всё может быть. Сейчас людей очень сильно подстегнул к изменениям чемпионат мира по футболу. Они хотят открытости, позитива, взаимодействия. Пробуют разные технологии. Идёт поиск как изменить жизнь к лучшему.
— Значит есть потребность изменить жизнь к лучшему.
— Появляется.
— Получается, что общество пробуждается.
— Это радует. На этой волне жить хочется и профессионально развиваться и новые направления осваивать. Это уже не партизанская и не виртуальная — настоящая жизнь.
